Пленники

— Ложись на ящики животом вниз! — Повар взял в руки резиновую дубинку. — За обман получишь пятнадцать ударов.

Гарник попытался оправдаться:

— Говорю вам, — не брал я обеда!..

Но повар, не слушая, уже вскинул дубинку над его головой.

Гарник решил защищаться. Он отскочил, успев ухватиться за конец дубинки.

Это взбесило повара. Уверенный в своей силе, он рванул дубинку к себе, а с нею и Гарника. Но Гарник не выпустил дубинки. Так они крутились по кухне.

В глазах Гарника мелькали огромные котлы с клубящимся над ними паром, разъяренный повар, чьи-то лица в окошке. Но он цепко держался за дубинку.

Лицо повара заблестело от выступившего пота. Он уже устал, жирная грудь часто вздымалась. Наконец, обессилев, он остановился, чтобы перевести дух.

Воспользовавшись этим, Гарник резко рванул на себя, и дубинка оказалась в его руках. Он швырнул ее в дальний угол кухни.

Обезоруженный повар решил действовать кулаками. В ярости он, словно скала, двинулся на своего противника. Гарник попятился к столу и на мгновение оглянулся.

На столе, под его локтем, лежал большой хлебный нож. Взгляд Гарника упал на этот нож. В глазах его сверкнула дикая решимость.

И повар, видимо, понял, что дело зашло слишком далеко. Он круто повернулся, отпер дверь и, отступив на несколько шагов, крикнул:

— Пошел вон!

За дверью Гарника окружили люди:

— Что случилось? Что он хотел от тебя?

Гарник отмолчался.

3

Шахта не работала. Голодные люди с сожалением вспоминали те дни, когда они ходили на работу и когда их хоть и плохо, но все же кормили. Оник задумывался: правильно ли он сделал? Да, это верно, что в результате аварии враг лишился большого количества угля. Он не знал, сколько угля давала шахта, но видел, что немало. Возможно, где-нибудь из-за этого остановился завод, делающий оружие.

Все это так… но на его глазах по лагерю бродили голодные люди. Многие уже заболели, а один даже сошел с ума. Все это угнетало Оника, хотя он сам мучился не меньше других — от голода и от боли в глазах.

Однажды, проснувшись, он сел и, по обыкновению, обернулся в сторону нар, где спал Гарник. Было совсем темно, но странно: в стороне ходили и разговаривали люди… Почему же он никого не видит?

— Гарник, ты тут? — спросил он. — Что случилось, почему нет света?

— Как нет света? Уже утро.

— Утро? А я ничего не вижу…

— Ничего?

Гарник спрыгнул со своих нар, сел возле друга.

Великанов сел по другую сторону. Он был встревожен.

— Шутишь, что ли?

— Нет, Иван, не шучу: я ничего не вижу.

— И меня?

— Никого, — повторил Оник, чуть не плача.

— Ну-ка, вставай! — решительно сказал Великанов. — Выйдем на свежий воздух — там тебе будет лучше.

Друзья помогли Онику одеться и под руки вывели на двор.

Погода была холодной и сырой. Обитатели лагеря были плохо одеты, — они бежали кто к умывальнику, кто в столовую. Оник слышал близко шаги и голоса, силился рассмотреть хоть что-нибудь — напрасно. В глазах стояла темень.

Когда его снова привели в барак, он остановился, поднял отчаянный взгляд к потолку и безнадежно выдохнул:

— Я ослеп…

Растрепанные пряди упали ему на лоб, губы дрожали.

Гарника охватил ужас. Великанов пытался как-то успокоить товарища:

— Перестань, Оник, болтать глупости. Вылечишься!

Для чего-то сняв шапку, он взглянул на Гарника, — не подскажет ли тот, как быть в таком случае?.. Оба горько переживали трагедию своего друга.

Великанов предложил немедленно идти к врачу:

— Тогда ты еще видел, а сегодня — другое дело.

Друзья повели Оника в больницу.

Великанов остался подождать на улице, а Гарник с Оником прошли в комнату, где принимал врач. Это был франтоватый, с жидкими волосами и длинным лицом немец. В серых его губах дымилась сигара.

— Господин доктор, — начал Гарник, — я привел моего товарища, он ослеп.

— А, это тот симулянт!..

— Я ничего не вижу, доктор!

— Не ври, скотина! Опять табачная вода? Я вас насквозь вижу! Не хочешь работать на шахте? Для чего вас привезли в Германию, а? Что, Германия обязана вас даром кормить? Привыкли работать под плеткой, свиньи негодные!..

— Я под плеткой никогда не работал, — сказал Оник. — Я люблю работать…

Врач встал с места, сунул руки в карманы брюк, передвинул языком сигару в другой угол рта. Распахнув половинку окна, он крикнул человеку в военной форме, проходившему через двор:

— Эй, Альберт! Зайди-ка на минутку сюда!

Альберт был атлетически сложен, с лицом грубым и неподвижным, как камень.

— Здравствуй, — кивнул ему врач. — Взгляни-ка на этого типа — он «ослеп». Вы таких лечите лучше, чем я. Пусть немножко посидит у вас в подвале и соберется с мыслями. В другой раз не будет притворяться!

— Я не притворяюсь.

— Иди, иди! Там выяснят, притворяешься или нет…

— Он ничего не видит, доктор! — сказал Гарник, еле сдерживаясь.

— Хватит! — заорал доктор. — Альберт, я кончил прием, понимаешь?

Альберт поднялся:

— Ну, вставай! — угрюмо приказал он.

— Куда вы его? — решил выяснить Гарник.

— Вот что, — лениво оглядел его Альберт, — иди-ка ты по своим делам! Будет лучше.

— Он слепой, вы понимаете?

— Пошел, говорю! Ну?