Пленница

Она очень хотела остаться и оттого с усиленным рвением пыталась научиться всему, чтобы быть полезной. Но едва поставила пирог в печь и устало выпрямилась, как у нее сильно закружилась голова. Решив, что начался приступ, она уже вознамерилась выйти на двор подышать, но не смогла. Силы оставили ее, и она медленно опустилась на лавку. Бабка Евгения, увидев, что с девушкой что-то не так, посеменила к Варе и, приложив сухую руку к ее лбу, сказала:

– Да у тебя жар, дитятко. То-то я смотрю, с утра ты больно бледная ходила. Ты приляг, отдохни.

– Сейчас пройдет, – испуганно залепетала Варя и попыталась выпрямиться, ощущая, что перед глазами все плывет от резких движений. Она устало привалилась к деревянной стене и только тут почувствовала, что горло, которое с утра лишь немного саднило, горит огнем.

– Иди, ляг, полежи, послушай старуху, – вновь заметила бабка Евгения.

– Надо щи доварить еще.

Но старуха властно велела:

– Сама все сделаю, иди ложись!

Варя, ковыляя, добралась до постели. Едва она прилегала, как сразу ощутила, что веки закрылись, и она мгновенно провалилась в глубокий тяжелый сон. К вечеру девушка впала в беспамятство. Вернувшаяся из мастерской Арина, подойдя к больной, испуганно заметила:

– Она горит вся, бабка Евгения.

– Наверное, надо за знахаркой сходить, – предложила та в ответ.

В этот момент с завода вернулся Твердышев, усталый и не в духе. Едва зайдя в горницу, он увидел, что бабка Евгения и жена толкутся за печкой. Он подошел к ним. Увидев, что Варя лежит с закрытыми глазами и тяжело хрипло дышит, он осведомился:

– Что случилось?

– Видимо, застудилась, – объяснила Арина, оборачиваясь к мужу. – Она ж на пожарище в одном платье бегала, а ночь-то ледяная была. К знахарке пойду, может, что от жара даст.

Твердышев, наклонился над больной и приложил руку к ее лбу.

– Горячая, как печка, – мрачно отметил Матвей и внимательно посмотрел на женщин. – Дома сидите. Сам схожу, – проворно вновь надел черный легкий кафтан и устремился к двери, под нос бурча: – Вот еще напасть…

Варя не приходила в себя целые сутки. Жар усилился и на следующий день стал еще сильнее, девушка начала бредить. Арина постоянно пыталась дать Варе целебный настой, который дала знахарка Миклюша, но смогла влить лишь несколько капель в рот бессознательной девушки. К вечеру жар у Вари стал таким сильным, что зашедшая около девяти знахарка заявила, что больную надо растирать толченым луком, чтобы сбить жар, иначе помрет. На это Матвей, который с Танюшей читал писание в той же горнице, заметил:

– И что за бабы пошли, только и могут беду кликать.

– Я просто так не гутарю, Матвей Гаврилович, – недовольно прокряхтела знахарка. – Истинно говорю, плоха девка. Если жар еще усилится – помрет.

Твердышев нахмурился и велел дочери идти стать. Подойдя к женщинам, он глухо сказал:

– Ну и чего Арина? Растирайте ее. Не мне же делать.

– Да пошла я, – кивнула Арина.

Матвей же, чтобы не мешать жене и бабке Евгении, которые договорись сменять друг друга у постели больной, проверил, что дети легли спать в дальнюю спальню, и сам улегся на кровать. Он долго лежал с открытыми глазами и прислушивался к шумам за приоткрытой дверью. Женщины тихо говорили и все ходили по горнице. Из далекой комнаты раздавался звучный храп Никифора Ермолаевича. Не заметив, как сон сморил его, Твердышев уже спустя четверть часа заснул.

Проснулся он глубокой ночью от отчетливо врезавшихся в его слух тихих стонов. Отметив, что Арины нет рядом, Матвей встал и направился в горницу. Жена сидела у постели больной, склонившись, и дремала. Твердышев понял, что Арина так и не ложилась. Осторожно положив руку на ее плечо, он тихо прошептал на ухо:

– Ариша, иди спать. Посижу я с ней.

Жена тут же очнулась и, устремив на него осоловевшие глаза, тихо выдохнула:

– Не надо…

– Иди, кому сказал, – уже строго велел Матвей, помогая жене встать.

– Надо бабку Евгению разбудить.

– Разбужу, разбужу, – кивнул Матвей.

Едва Арина ушла в спальню, Твердышев занял место на короткой деревянной лавке рядом с больной и окинул взглядом девушку. Накрытая одеялом до пояса, она лежала в одной рубашке с закрытыми глазами. Влажные от пота темные пряди облепили ее лицо, а худенькие белые руки лежали поверх одеяла. Она тяжело дышала. Потом застонала. Матвей приложил руку ко лбу больной и отметил, что он по-прежнему горячий, однако чуть прохладнее, чем вечером.

Привстав, он смочил в холодной воде полотенце и положил влажную ткань ко лбу Вари. Она вновь зашевелилась и застонала, и тут же он отчетливо разобрал в ее стоне имя Алексей. Решив, что уж больно она переживает за брата, раз даже в бреду поминает его имя, Матвей вновь устало сел на лавку.

– Лёшенька, я рядом, рядом… – шептала она.

Ее одеяло немного сползло, и он осторожно поправил его, натянув до подмышек девушки. Через пару минут Варя перестала стонать и затихла, вновь заснув.