Долго рассматривал Твердышев тонкие черты лица больной. Методично, внимательно и с каким-то упоением, изучая каждую его черточку. Невольно он подумал о том, что еще никогда не встречал более красивой девки. Темные густые ресницы ее лежали на округлых щеках и чуть подрагивали. Прямой небольшой нос и выемка над губами ладно переходили в спелые красивые губы девушки. Небольшое ушко, обрамленное волосами, и нежная тонкая шея привлекли его внимание.
Не в силах сдержаться, Матвей поднял руку и осторожно провел пальцами по ключице Вари. Затем, едва прикасаясь к нежной коже, переместил ладонь на ее хрупкое плечо и осторожно прошелся вниз по бледной обнаженной руке до кисти. Через миг, не удержавшись, он поднял руку к вороту ее рубашки и дрожащей рукой чуть спустил ткань, обнажая белое плечо. Лаская его взором, он вдруг вспомнил соблазнительное тело, которое видел обнаженным в бане.
– Хороша, ягодка… – глухо вымолвил мужчина одними губами. – Такую красивую девку и полюбить несложно…
Раньше он никогда не задумывался о красоте в бабах. Воспитываясь в приемной семье приказчика, он хорошо запомнил слова названого отца о том, что жена должна быть здоровой и трудолюбивой. Тогда и достаток в доме будет. Матвей женился, когда ему едва исполнилось семнадцать, на соседской девушке, которая слыла покладистой и доброй. Матвею нравился веселый, отходчивый нрав Арины, которая всегда старалась угодить ему и была во всем помощницей. Они прожили тринадцать лет вместе и почти никогда не ссорились.
Сейчас же, смотря на прелестное нежное лицо спящей девушки с яркими манящими губами, Твердышев вдруг подумал, что некоторые люди, наверное, женятся по любви, а не по надобности, как вышло у него.
– Что за бредовые мысли! – тут же осек он себя.
Поняв, что дальнейшее изучение Вареньки не приведет ни к чему хорошему, он осторожно поправил сорочку девушки и укрыл ее одеялом до подбородка. Уже светало. Быстро намочив полотенце и положив его на лоб Вари, Матвей поднялся на ноги. Он направился будить бабку Евгению, боясь дольше оставаться у постели.
После той ночи Варя пошла на поправку. Жар спал, но открылся сильный кашель.
Придя с завода на следующий день, Матвей, уставший и голодный, оперся о косяк двери у входа и громко вымолвил:
– Арина, я дома! На стол собирай.
Твердышева тотчас появилась из-за печи, где, видимо, хлопотала над больной.
– Варвара Дмитриевна в себя пришла, – бросила Арина ему радостно.
– Это хорошо, – облегченно вздохнул Твердышев и начал расстегивать кафтан-сибирку.
– Ты, Матвеюшка, не раздевайся пока, – начала Арина, подходя к нему.
– Чего это? – удивился он.
– Да я баньку затопила. Варвару Дмитриевну попарить надо, хрипит вся.
– Жар же у нее, нельзя.
– Спал жар. Никитична заходила, сказала, что с сосновыми ветками да с настоем надо ее попарить, чтоб грудину-то вылечить. Тебя ждала, чтобы отнес ее в баню-то.
– А что она сама?
– Упадет еще. Матвеюшка, ну прошу, снеси ее в баню. Не Никифора же просить.
– Умаяли вы меня, – недовольно буркнул Твердышев, но все же отнес по просьбе жены девушку в баню, а затем и обратно.
Через несколько дней Варя окончательно поправилась и вскоре вновь хлопотала по дому, помогая бабке Евгении. Арина пропадала до вечера в ткацкой мастерской, дети играли и помогали Варе по хозяйству, Никифор выполнял мужскую работу по дому, таскал воду или колол дрова.
Твердышев приходил почти ночью, быстро съедал ужин и беспробудно засыпал до утра. Он сильно уставал, так как на заводе было много заказов, которые надо было сделать в срок, а по вечерам он ходил к новому дому, строительство которого шло полным ходом. Часто по вечерам и все выходные Матвей сам помогал мужикам строить, и смотрел, все ли сделано как следует. Дело шло скоро, благодаря тому, что первый каменный этаж дома выгорел лишь изнутри. Фундамент и нижние стены даже после пожара остались вполне пригодными для жилья, и требовали лишь внешней облицовки.
В середине июня сильно потеплело. Варя через Арину упросила Твердышева вновь отвезти ее к Олсуфьеву на дрожках. Едва она приблизилась к шахте, где работали заключенные, как заметила того самого охранника, которому давала перстень. Узнав девушку, надсмотрщик сразу же заявил, что, если Варенька хочет увидеть брата, должна снова заплатить. Поджав от досады губы, она промолчала и уже хотела развернуться, чтобы уйти. Но тут рядом с ними появился Матвей, который, как и в прошлый раз, за всю дорогу не проронил ни слова. Сунув серебряный рубль в ладонь наглого мужика, он договорился, чтобы Варю пропустили к брату. Девушка обрадованная, тотчас побежала вслед за приказчиком.
Вернувшись полчаса спустя, она проворно взобралась на дрожки, села рядом с Твердышевым и возбужденно поблагодарила:
– Благодарю вас, Матвей Гаврилович, если бы не вы, не пустили бы меня к нему.
Она радушно улыбнулась, и Матвей ощутил, как его обдало жаром. Ибо теперь она улыбалась ему именно так, как тогда на гулянье этому несносному Тоболеву. Вмиг смутившись, он отвернулся и начал нервно стегать лошадь, чтобы та сдвинулась с места.