Пленница

– Не могу я так больше… неужели вам неясно, Матвей Гаврилович? – пролепетала устало она. – Я измаялась, вы измаяли меня, – она чуть помолчала и вновь продолжила, судорожно сглотнув слюну: – Здесь моя жизнь сумбурна и печальна. Я не знаю, чего ожидать от вас в следующий момент. Вы постоянно мучаете меня. Неволите, приказываете, что мне делать и как, принуждаете меня… сами знаете к чему… но я не послушная кукла! И у меня тоже есть свои мысли и желания! Это существование мне в тягость. Отпустите меня подобру, прошу вас…

Матвей долго смотрел на нее пронизывающим взором ярких зеленых глаз, и лишь спустя какое-то время его напряженное лицо разгладилось. Медленно подойдя к Вареньке, мужчина сел рядом с нею на кровать и, не спуская с нее внимательного взгляда, вдохновенно глухо произнес:

– Не прав я был, Варвара Дмитриевна. Столько бесчинств натворил. И теперь в сенях не знаю, что на меня нашло. Простите меня, Варенька. Я понимаю, что Арина по моей вине умерла. Но только об одном прошу… – он чуть помолчал, видя, что она смотрит на него прелестным напряженным взором. – Не уезжайте сейчас вот так. Вы нужны детям и мне.

Его язык немного заплетался, и Варя подумала, что он сильно страдает от своей вины, ибо так покаянно говорит с ней. На его бледном суровом лице было написано раскаяние и мертвенная печаль. И на миг ей вдруг стало жаль его. Отчего-то она посмотрела на него другими глазами. Позабыла обо всех его дурных поступках, словно перед ней сидел другой мужчина: печальный, убитый горем и запутавшийся. Она внимательно посмотрела в его большие темно-зеленые глаза и вдруг подумала: «А ведь он красив… если бы он не был простым мужиком… то…» Однако, тут же испугавшись своих странных мыслей, она перевела нервный взгляд на свои ладони и пролепетала:

– Но я не могу остаться…

– Вы должны остаться, Варенька, – проворковал Матвей хрипло, с нежной обволакивающей интонацией. – Я обещаю, что не трону вас и пальцем. Если вы этого боитесь. Только прошу, останьтесь хотя бы на пару недель. Пока девочки немного свыкнутся со смертью Арины. Неужели вам вовсе не жаль их?

– Жаль… – прошептала Варя, и на ее глаза навернулись слезы.

Он так просил и вел себя так непривычно, что Варя окончательно растрогалась. В этот миг ей до боли в сердце стало жаль Машу и Таню. Даже Твердышева, которого девушка думала, что ненавидит, она ощутила, что теперь тоже жалеет. Как будто общее горе, смерть Арины, изменило их всех и объединило. Вдруг она вспомнила последние слова Арины, которая на смертном одре просила присмотреть за ее детьми. Именно эта мысль-долг окончательно поколебала твердое решение Вари немедленно уехать, и она, уже почти приняв решение остаться, все же произнесла тихо:

– И что же, вы прикажете мне оставаться у вас, Матвей Гаврилович? Это неприлично. Завтра весь поселок будет болтать.

– И что ж? – нахмурился он. И она подняла на него глаза. Он продолжил свою речь: – Никто в открытую не посмеет осуждать вас, ибо селяне боятся меня. К тому же вам не все равно, что подумает о вас какая-то жена рабочего или каменщика? Вы дворянка, с вас спрос другой. Да и Ольга Афанасьевна поживет пока с нами…

– Я даже не знаю, что вам сказать, Матвей Гаврилович, – пролепетала Варя и нервно затеребила руками платье.

– Оставайтесь, Варенька, совсем ненадолго, прошу… – молил он.

Он так проникновенно просил, почти умолял, да и дети, бедняжки, кто же их приласкает и утешит теперь. Варя мучительно размышляла какое-то время, а затем, тяжко вздохнув, подняла на него глаза и тихо согласилась:

– Вы правы, Матвей Гаврилович. Я, наверное, могу остаться ненадолго. И Арина Афанасьевна просила меня.

– Спасибо вам, Варенька, – проникновенно произнес мужчина, осторожно взял ее ручку и поцеловал.

Это было впервые. Варя, опешив, удивленно прошлась взглядам по его склоненной темно-русой голове и глубоко вздохнула. Твердышев тут же встал с ее постели и быстро вышел.

Глава IX. Колечко

Едва похоронили Арину, как через неделю заболела Маша. У нее неожиданно поднялся жар, и она впала в беспамятство. Твердышев в тот вечер поздно вернулся с завода и опять застал в доме лекаря. Прямо с порога увидев, что Иван Петрович уже моет руки, Матвей испуганно воскликнул:

– Что случилось?

– Маша заболела, с утра жар у нее и горло болит, – выпалила Ольга, забрав полотенце у лекаря и услужливо взяв из рук Твердышева плеть.

– Одни напасти на мою голову, – пробубнил Твердышев хмуро, как бы сам себе. – Еще и на заводе невесть что творится.

– Я Варваре Дмитриевне все рассказал. Если будете лекарства давать, девочка скоро поправится, – заметил Иван Петрович, уже одеваясь.

– Благодарствую, что заехали, Иван Петрович, – кивнул Матвей и обернулся к девушке, что стояла у стола. – Ольга, там, на комоде, деньги возьми за визит для Ивана Петровича. А я к дочке пойду.

– Спасибо, Матвей Гаврилович. Я завтра заеду, – кланяясь, ответил лекарь.

Едва Твердышев появился на пороге детской спальни, из которой временно выселили Танюшу, чтобы она не заразилась, как Варя, вмиг оглянувшись, проворно встала на ноги и заметила: