Пленница

– Уберите руку, Твердышев! – зашипела Варя, пытаясь оттянуть его пальцы от своей шеи. – По вам давно каземат плачет!

– Да уж прям! – ощетинился он, но руку все же убрал с ее шеи.

– Что ж вы думаете, будете и дальше безнаказанно всю округу в страхе держать? Насильничать и людей до полусмерти избивать? Завтра же поеду к исправнику и все расскажу ему! Я уж вас точно не боюсь!

– Давай иди! – мрачно рассмеялся ей в лицо Матвей. – Только он даже слушать тебя не станет, яхонтовая моя. Ибо тоже под моей волей ходит.

Варя открыла рот, чтобы сказать что-то еще. Но Матвей тотчас припечатал ее губы своими, дерзко схватив одной рукой ее за голову, а другой за талию. В этот момент раздался шум из прихожей, и он резко убрал руки со стана девушки и выпрямился. Варя метнулась от него в приоткрытую дверь, что вела в гостиную, едва не сбив с ног бабку Параскеву и ее дочь, которые вышли в сени. Они раскланялись с Твердышевым и вышли на двор. Матвей же вновь обратил темный взор на дверь, за которой минуту назад скрылась девушка, и нахмурился сильнее.

– Иди пока, ягодка, – бросил он ей вслед угрожающе. – Дома все, оттого пока иди…

Твердышев вошел в гостиную и опять вспомнил об Арине. Чувство дикой вины и стыда накрыло его, и он, не замечая Ольги, которая уже убирала со стола, уселся за пустынный стол и схватился за бутыль с самогоном. Ольга, тут же оценив ситуацию, немедленно подала ему небольшую стопку и услужливо спросила, заглядывая в мрачное лицо:

– Вам закуски подать, Матвей Гаврилович?

– Нет, – буркнул Твердышев, даже не взглянув на нее, и начал вливать в себя спиртное.

Ольга, видя, что он не обращает на нее внимания, вновь начала убирать со стола. Девушка то и дело бросала заискивающие и оценивающие взоры на широкоплечую фигуру Твердышева, который не замечал ее, и быстро перемещалась по комнате, вздыхая о чем-то своем. Не прошло и четверти часа, как со второго этажа раздались крики и плач Маши.

– Что там еще? – опешил Матвей, подняв голову. Заставив себя встать на ноги, он поплелся наверх.

Крики раздавались из комнаты Вари, и Матвей направился именно туда. Распахнув едва прикрытую дверь, он остановился на пороге спальни и увидел, что на кровати Вари разбросаны немногочисленные вещи, которые она пыталась засунуть в небольшой мягкий сундучок.

– Что здесь? – произнес недовольно он. Девочки, облепив Варю, навзрыд плакали и не давали ей ступить и шагу. Твердышев вмиг оценил ситуацию и глухо поинтересовался: – И куда это вы собираетесь на ночь глядя, позвольте спросить?

– Я уезжаю, – не поворачиваясь, выпалила девушка.

– Не пускай ее, батюшка! – воскликнула Танюша, дико вцепившись в юбку Вари.

– Танюша, я не могу более оставаться здесь, это нехорошо, – заметила та, смахивая набежавшие на глаза слезы.

Твердышев нахмурился и тихо велел детям:

– Маша, Танюша, идите вниз. Помогите тетке Ольге убрать со стола. Я сам поговорю с Варварой Дмитриевной.

Девочки нехотя оторвались от Вари и, всхлипывая, послушно направились к двери.

Твердышев так и стоял в дверях спальни, терпеливо дожидаясь, пока дети выйдут. Варя вновь начала собирать вещи, и Матвея накрыло безумное чувство обиды и боли. Весь запал, который владел им еще четверть часа назад, прошел, и он ощутил, что явно перегнул палку, когда зажал ее в сенях и напугал, угрожая Тоболеву расправой.

– Из-за меня хотите уехать? – спросил он печально, когда шаги детей стихли. Его язык чуть заплетался от выпитого спиртного. Эта просящая, тихая интонация, совсем не свойственная Твердышеву, показалась девушке зловещей.

– Да, – кивнула Варенька, не оборачиваясь.

– И кто же вас повезет? – задал следующий тихий вопрос мужчина, не спуская с нее напряженного болезненного взгляда.

– Найду кто! – взорвалась она, резко повернувшись к нему. – А если не найду, пешком пойду! Лишь бы подальше от вас!

– Только не пущу я вас никуда, Варвара Дмитриевна, – заверил он без эмоций, выставив руку и уперев ее в косяк, загораживая проход.

– Да сколько ж можно?! – воскликнула она в сердцах. – Что вы неволите меня? Дайте мне уехать, прошу!

– Арина оставила нас, теперь и вы хотите покинуть? Что ж мы с детьми чумные, что ли? Как же нам одним-то жить? – произнес он увещевательно и ласково.

Матвей говорил так мягко, с такой просящей интонацией в голосе, что Варя, уже ничего не понимая в его непредсказуемом поведении, опешив, села на кровать. Весь сегодняшний день Твердышев вел себя странно. То все поминки был безразличен, словно каменная статуя, то грозил ей в сенях, а в этот миг говорил так ласково, как будто пытался заслужить прощение. Сбитая с толку девушка, не спуская с него напряженного взгляда, пыталась прочесть на лице мужчины, что же он на самом деле чувствует и думает.