Пленница

— Да, мальчики у нас чудо, — миролюбиво согласилась Вера, видимо, включая заднюю, чтобы не ссориться с полезной соседкой. — Маленькие были — тяжеловато приходилось, с двумя-то. Один в школу пошел, а второму еще и трех лет не было. Он болел все время, из сада то и дело выводили. А сейчас подросли, самостоятельные стали, уже легче. Вот только по даче нам с отцом помогать не заставишь. Не любят они все, что с грядками связано. А без огорода как прожить? Никак! Это же и воздух свежий, и труд физический, и овощи свои, без химии всякой. И заготовки на зиму.

Натка представила все вышеперечисленное и вздохнула. Тоска-а-а-а! Петю и Пашу, которые терпеть не могли дачу, она очень даже понимала. Ее деревенский дом существовал как место отдыха, где можно было целый день валяться в гамаке, качающемся между деревьев. Правда, без свежих огурцов-помидоров, картошки и зелени Натка не жила, огородными дарами ее сполна обеспечивали хозяйственные Сизовы, но и Натка помогала им, как могла: то насос новый покупала взамен сломавшегося, то дрова заказывала, то привозила семена каких-то необыкновенных цветов, до которых Татьяна Ивановна была сама не своя.

— А на чем именно ваша сестра собирается строить нашу защиту? — спросил Дима. — И вообще, она же у вас, как я понял, судья, а не адвокат. Ей защищать должно быть внове.

— Моя сестра — блестящий юрист, — отрезала Натка. — А как именно она собирается нас отмазывать, я понятия не имею, но убеждена, что она что-нибудь придумает. По крайней мере, у нее уже хватило навыков, чтобы понять, что именно сообщили ей Петя и Паша, быстро организоваться и прилететь сюда, найти здесь местного белого помощника, да еще оформить адвокатскую лицензию. Если она с этим справилась, то и со всем остальным не подведет. Наша задача — просто ждать.

— Кабы я еще могла быть спокойна за своих мальчиков, — со слезой в голосе запричитала Вера. — Трое суток ведь уже, как кровиночки мои неизвестно где и с кем. Сыты ли? Не обижают ли их? Ваша, Наташа, сестра обещала про них узнать. Как думаете, не забудет?

— Если обещала — узнает, — утешила ее Натка. — Моя сестра — обязательный человек и всегда держит свое слово.

Сегодняшний день тянулся еще более томительно, чем все предыдущие. Тяжело сидеть и ничего не делать, зная, что завтра тебя, возможно, ждет долгожданная свобода. Вера и Гена обсуждали, как будут счастливы увидеть и обнять своих мальчишек. Надя мечтала о горячем душе, Дима о стейке с кровью. Натка же больше всего на свете хотела очутиться сейчас в Москве, в своей квартире, где ее ждут Костя и дети. Она представляла, как они все вместе сядут за стол и будут есть жареную картошку, которую так любит Настюшка. И как Сенька выговаривает матери, что она такая неудельная и опять вляпалась в проблемы, а Таганцев будет винить себя в том, что отправил ее в отпуск одну.

Картинки в голове казались такими реальными, что Натка то и дело в нетерпении смотрела на часы, проверяя, сколько же еще ждать того момента, когда можно будет отправиться домой, к мечте. Но время зависло и практически не двигалось. И это было так мучительно, что Натке казалось, будто у нее болит все тело, словно ее долго и беспощадно били.

Когда, наконец, можно было ложиться спать, она улеглась на свой топчан и крепко зажмурилась, чтобы провалиться в спасительные сновидения. Когда она проснется, будет уже утро, а значит, суд, после которого их всех благодаря Лене отпустят домой. Но сон не шел. Несмотря на то что Наталья Кузнецова обычно спала хорошо, засыпая сразу, как только закроет глаза, а с бессонницей в своей жизни встречалась только пару раз, в период очень сильных стрессов, сейчас она ворочалась с боку на бок, вздыхая и нещадно потея.

Коротким тревожным сном Натка забылась только под утро. Снился ей сын Арсений, раскачивающийся на лиане, как на качелях. Во сне он взлетал все выше и выше, а она тревожно кричала ему, чтобы он немедленно остановился и слез. Где-то на заднем плане горько плакала Настюшка, и там, внутри сна, Натке было тревожно от того, что она никак не может увидеть свою девочку. Откуда-то сверху гомерически хохотала сестра Лена, и, задрав голову, Натка обнаружила ее сидящей на гигантской пальме. Лена беспрерывно ела бананы, причем делала это максимально неприлично, а шкурки бросала вниз, пытаясь попасть в Натку и смеясь при этом.

Натке хотелось, чтобы пришел Таганцев, приструнил Лену, нашел Настю и заставил Сеньку слезть с лианы, но ее муж мелькал где-то вдали за пальмами, ходил туда-сюда, будто искал что-то на земле. Она пыталась его позвать, но не могла, потому что язык прилип к небу, которое было сухим-сухим, словно Натка не пила несколько дней, и она представляла себе воду, чистую, иссиня-прозрачную, очень холодную, в которую можно погрузить ладони, зачерпнуть ковшиком и пить до ломоты в зубах и во лбу.