За исключением этих ночных схваток моя жизнь не изменилась. Работы много, скучать было некогда. Воды натаскать, хлеб из поварни принести, подмести пол и засыпать свежей соломой. Помимо этого хозяйка, никогда не сидевшая сложа руки, находила кучу занятий. То вещи из сундука достать, перетрясти их все на свежем воздухе, проморозить от моли, то серебряную посуду начистить до блеска. А коли управилась — сиди, шей или пряди. Фела из кожи вон лезла, чтобы работу мою выправить. Но это становилось все труднее — Ланглива проводила в доме много времени. Почему не возвращалась к себе, я не понимала. Слишком непонятны даже для меня оказались её мысли. Трудный и достойный противник. Отсутствие страха играло мне на руку: сражаться с шаманкой в моем состоянии казалось верным самоубийством. А Ланглива как чувствовала, что я стараюсь не попадаться ей на глаза — находила везде. Приглядывалась, пыталась расспрашивать.
Пока я не знала язык северян, от вопросов было легко уйти. Теперь же началась настоящая пытка. Самое неприятное, Ланглива чувствовала, когда ей лгут. Поэтому приходилось говорить правду. Хорошо, что я впитала науку искажать её с молоком матери. Но было нелегко — знания шаманки основывались не на ощущениях, а на ворожбе. Да еще руны. Я их старательно изучала. Кто знает, где пригодится подобная наука. Иногда для успеха достаточно просто пыль в глаза пустить, да притвориться знающей.
А хутор тем временем охватывало предпраздничное волнение. Я долго не могла понять, к чему готовятся, вычищая и наряжая дом. И почему вдруг оружие вытащили из комнаты, в которой оно под замком хранилось. Обновили кожаные и деревянные детали на мечах, которым лет было больше, чем мне, заново расписали старинные щиты. Пришлось обращаться к дварфам. Оказалось, на одиннадцатый день предпоследнего месяца зимы весь Север чествует эйнхерий, тех самых воинов, что пируют в небесных чертогах.
Магни заметно нервничал. Сам следил за подготовкой к празднику, гонял слуг и рабов почем зря. Дружинникам тоже доставалось, так что от него старались держаться подальше.
Молодой ярл потерял многих друзей в походах. Но, пожалуй, не только в них было дело. Этот праздник предназначался как павшим героям, так и тем, кто уносил их с поля боя — валькириям. И Магни отчаянно надеялся, что Хальвейг смилостивится и придет, чтобы принять предназначенную жертву.
И вот долгожданный день наступил. На хутор съехались гости, всем нашлось место. Слугам пришлось потесниться. Меня снова отправили ночевать в коровник, но дварфы подсказали клеть, защищенную и от ветра со снегом, и от людей — ей редко пользовались.
Пыль лежала толстым слоем, ноги утопали в ней почти по щиколотку. Груда вещей обрушилась на дварфа, едва он сделал шаг.
— Простите, госпожа Улла. Тут грязно и много хлама, зато никто сюда не заходит.
— Почему?
— Здесь хранят то, что никогда не понадобится, но жалко выбросить. Старая, забытая всеми клеть.
Тут на самом деле удобно. Прибраться, распихать по углам вещи, а что-то и выкинуть. Лучше, конечно, сжечь, чтобы не хватились. Но это потом. Сейчас нужно отдохнуть.
Овчинная подстилка, кинутая на пол, взбаламутила слежавшуюся пыль. Дварфы расчихались, а я просто задержала дыхание, пока воздух не очистился.
— Ох, госпожа, вы и вправду многое можете!
Почему способность не дышать какое то время так удивляет дварфов? Они сами ведут себя не так, как положено нежити. Я разберусь с этим, чуть позже. Сейчас надо отдохнуть, завтра праздник, но веселиться будут хозяева. Слуг и рабов ждет много работы.
Подняли нас еще ночью. Накормили, правда, досыта. И не только кашей. Каждому рабу достался кусок вареного мяса и ломоть свежего хлеба. Вчера для этого специально забили нескольких баранов, и стряпухи на поварне задержались допоздна. Забота хозяев понятна — работы много, челяди нужны силы, а поесть людям удастся не скоро.
В общем зале, прибранном за несколько дней, царила суета. В камине пылал огонь. Бык, которому предстояло в нем жариться, еще мычал в загоне, но скрежет ножа по точильному камню не оставлял животному надежды.
Мы поставили посреди зала козлы, на них легли дощатые щиты. Для столов хозяйка достала из сундуков белоснежные льняные скатерти с алой вышивкой. Рассматривать узоры у меня времени не было, мне вручили груду маленьких подушек и велели положить на лавки возле хозяйского сиденья.
Другим гостям пришлось довольствоваться шкурами волка, рыси и росомахи. А младшим воинам — простыми овчинами.
Но кое-где велели положить цельные медвежьи шкуры. Вездесущая Улька тут же пояснила:
— Берсерки будут. Ты подальше от них держись, но ежели столкнешься — делай все, что скажут, не гневи их. И не медли. А то плохо тебе будет.
Расспросить подробнее не удалось. Хозяйка, сама следившая за порядком, болтать не позволяла. Услышав грозный окрик, Улька вжала голову в плечи и поспешила дальше.