Пленница Белого замка

— Конунг, боги сделали свой выбор, и я подчинюсь ему. И все же сначала спрошу — это ведь жертва не только богам, но воинам, что пали в битвах? А если так, то мало им чести получить в дар простых рабынь. Вы даже пленников заставили сражаться, убирая трусов. Дайте и нам оружие — если уж идти в небесные дали, хочу сделать это, не нанеся урона родовой чести.

— О какой чести ты говоришь, рабыня?

— Может, я и рабыня сейчас. Но ты, конунг, должен хорошо помнить, как я ей стала, — выдержать взгляд Короса нелегко, но я не опускаю глаз.

— По чести, я так и не знаю, кем ты была, мне это не интересно. Правда припоминаю, что взяли мы тебя в доброй битве. Твоей охраной командовал рыцарь, воин, каких теперь мало осталось. Видно, ты действительно знатного рода, раз он так за тебя бился.

— Разве рабы уже выбирают сами, как им умереть? — Лангливе не понравилась моя идея.

— Хозяева и вольны над жизнью раба, но не всегда — над его смертью. Вы можете запороть, зарубить мечом, да и просто привязать в лесу к дереву и оставить диким зверям в подарок. Но кто помешает мне умереть прежде, чем жертвенный нож коснется меня? Или думаешь, струшу? Поверь, нас, женщин знатных домов с детства обучают умирать достойно!

— Так почему ты этого раньше не сделала, рабыня?

Отвечаю Лангливе, но смотрю на конунга. Ему решать:

— После смерти нет ничего. А пока жива, есть надежда вернуть себе свободу и доброе имя.

— Теперь доброе имя тебе не грозит. Разве это может оправдать трусость?

— Если она трусиха, то не достойна быть даром эйхериям, отец, — Магни вступился вовремя. Я надеялась на него. — Так пусть докажет, что имеет на это право. Тут пленники бились за жизнь. Зачем отказывать в том же рабыням? Думаю, эйхериям и валькириям понравится такое представление.

— Что же, повеселим их!

Девушки, услышав, что есть возможность избежать смерти, оживились. Надеются на победу? Наверняка, кто-то из них и боец, но меня учил Гард. А он требовал не красивых поз и грациозных движений. Он хотел, чтобы я убивала.

Девушки расхватали принесенные мечи. Большинство держало их, как дубины. И махали так же — палкой по лбу, и то опаснее получить. Друг с другом они честно бились, пытаясь достать соперницу оружием. Северяне подбадривали их криками, свистели, весело смеялись, обсуждая удар или промах. Но против меня ни у одной шансов не было.

В глазах первой моей соперницы виделся страх. И — решимость победить. Правда, замахивалась она слишком медленно — я успела перерезать ей горло. Вторая тоже быстротой не отличалась, так что я просто поднырнула под руку, и всадила железо в живот, выпустив кишки. Потом добила. Лишние движения, она умрет и без этого, но её ужас так напитал воздух, что Голод решил проснуться. Надо быть аккуратнее и не причинять лишней боли, а то сорвусь и начну пить кровь прямо тут.

Не думаю, что эти бои очень уж поразили северных богов. Скорее — насмешили. Зрителей — так точно. Веселились сильно. И во время сражения и потом, когда уносили тела на корабль. Только Ланглива казалась недовольной. Еще бы — я не получила ни царапины, а заодно заслужила свободу. И еще — одобрение северян. Воины оценили умение владеть мечом, и то, что я женщина, ничуть не умаляло моих заслуг. Еще и Магни на моей стороне оказался. Быстрее отца объявил, что я честно заработала себе свободу.

Но сдаваться шаманка не собиралась. Прежде, чем кто-то согласился с Магни, возразила:

— Боги сами указали на неё.

Магни тоже не привык так просто отступать:

— Они даровали ей победу. Значит, этого и они и желали.

— Рабыня должна взойти на корабль, а живой или мертвой — не важно. Взять её!

Назвать меня рабыней, когда мне уже вернули свободу? Ланглива знала, что я опасна, но в этот раз перешла все границы. Ведь меч еще не забрали! Я выставила его в сторону приблизившихся помощников Лангливы:

— Подойдете — сами уйдете в мир мертвых. Это будет мой дар вашим богам в ответ на свободу!

Раскатистый смех заглушил возмущенные крики шаманки. Конунгу моя выходка пришлась по нраву.

— Оставь её, Ланглива. Боги ясно указали, чего хотят. Но, если ты считаешь, что они оскорблены, я успокою их. Как думаешь, шкуры белого медведя будет достаточно? Того, что приплыл на льдине этим летом?

О чем говорит Корос, я не понимала. О белых медведях прежде не слышала. Но, судя по всему, дар и вправду велик. Лангливе пришлось уступить.

Шкура, которой Корос выкупил меня у богов, оказалась огромной. Мех, перекинутый через борт корабля, не искрился на солнце, как шкурки белого песца, не слепил белизной. Напротив, отливал грязновато-желтым. Но от него веяло такой мощью, что в ценности дара сомнений не возникало.

Ланглива вроде бы смирилась и вернулась к обряду. Повернувшись к перепачканному кровью кораблю, она снова запела, и опять все поддались чарам её голоса. Даже воины, которых выбрали в помощь, двигались как завороженные. Плавно, в такт мелодии. Такого тренировками не добиться.