Успокаивая ее, он словно успокаивал себя. Вот бы его коллеги по работе, друзья увидели его, каким он может быть рядом с мамой, как раскиснуть и превратиться в слабого, нуждающегося в материнской ласке, маленького мальчика. Быть может, все мужчины такие, да кто же признается?
– Хорошо. Я сейчас пойду, займусь своими внуками, их же надо искупать и уложить спать, а ты пока посиди и подумай о том, что я тебе сейчас сказала, какие цифры привела.
Она тяжело вздохнула, поцеловала Бориса и вышла из кухни.
Борис открыл холодильник, достал бутылку водки и налил себе полстакана. Затем, опомнившись, что ему сегодня, возможно, предстоит сесть за руль, кто знает, может, Надю снимут с поезда в Богоявленске, и тогда он поедет туда, за ней, вылил водку обратно в бутылку, мимо горлышка, расплескав ее, все вокруг намочив.
Вытер руки полотенцем и снова позвонил Лере, в Сенную, уверенный в том, что она не спит.
– Да, Боря. Слушаю тебя, – услышал он тревожный голос.
– Лера, скажите, может, вы все-таки что-нибудь знаете? У вас в Москве родственников нет?
– Как будто бы нет… А что случилось? Надя в Москве?
– Во всяком случае, она взяла билет до Москвы… – Он объяснил ей ситуацию.
– Как-то все очень уж странно… Не знаю, Боренька, что тебе и сказать.
– А может, у нее там, в Москве… Как бы это сказать… старый знакомый?
– Какой еще знакомый? – возмутилась Лера. – Кого ты имеешь в виду?
– Бузыгина, кого же еще! – вскричал Борис. – Ведь он в прошлом году вышел! Уж можете мне поверить! Условно-досрочное освобождение!
– Ну, не знаю… Да я о нем вообще ничего не знаю! Если бы он был хотя бы из местных, то я была бы в курсе, уж наши-то бабы молчать бы не стали. Но он чужой был, вообще неизвестно откуда. Но если ты говоришь, что он вышел в прошлом году… Ох, хотелось бы мне тебя успокоить, но ты сам напомнил мне эту историю…
– Что вы этим хотите сказать?
– А то и хочу, что сама теперь спать не буду… И откуда он только взялся, этот Бузыгин?! Бандит, уголовник, преступник… Господи, ну не могу поверить, чтобы Надя к нему вернулась… Это тогда, она же совсем девчонкой была, он ей голову вскружил, но сейчас-то у нее муж, дети… Нет, не могу поверить, что она сбежала с ним!
Вот! Вот наконец и озвучили то, что Борис больше всего боялся услышать. Прямым текстом. «Сбежала с ним». Сбежала с мужчиной.
Как тогда, одиннадцать лет назад. Влюбилась, потеряла голову и сбежала. А ведь все тогда на станции Сенная, кого он опрашивал в связи с этим делом и кто был знаком с Наденькой Юфиной, в один голос утверждали, что не могла она, такая серьезная и ответственная девочка, так поступить, не могла связаться с бандитом и сесть вместе с ним добровольно в поезд. Что он ее заставил, принудил, возможно даже – под дулом пистолета. Однако никто из этих свидетелей не видел следы пиршества на вскрытой Бузыгиным даче. Не следы погрома, а именно следы пребывания там любовников. А вот Борис видел, собственными глазами. Цветы, свечи, деликатесы, фрукты… Понятное дело, что, когда туда нагрянула полиция, это были уже не цветы, а засохшие веники, стоящие в воняющей тиной воде, не свечи, а оплывшие свечные огарки, не деликатесы, а изъеденные мышами и крысами остатки продуктов. Но Наденька там была с Бузыгиным не как пленница, нет. Хотя Борис, впервые увидевший ее на допросе и потерявший от нее голову, целый месяц поил следователя Кондратьева, который вел это дело, водкой и коньяком, чтобы только тот помог оправдать Надю Юфину и представить дело таким образом, будто бы она действовала по принуждению. И что хотела бы сообщить в полицию о совершенном на ее глазах убийстве продавщицы ларька, да просто не имела возможности.
Евгения Спиридоновна, высылавшая Борису деньги в Сенную, никак не могла взять в толк, что же это произошло у него такого опасного, что он натворил, что теперь вот приходится поить начальство. Но неукоснительно удовлетворяла все его телефонные просьбы, зная, что деньги идут на спасение, на что-то очень нужное и важное, о чем сын говорил как-то туманно, невнятно, словно ему было стыдно.
И так получилось, что, убеждая Кондратьева в полной невиновности и непричастности Нади ко всем преступлениям Бузыгина, Борис и сам в это поверил. Как поверил и в то, что Надя была в этой истории исключительно жертвой. А что, если нет?