Пленница кукольного дома

— Нет, мне рассказал Никитин, частный детектив, которого нанял Маринин знакомый, Вениамин. Ты его знаешь?

— Веньку? Ну да, пару раз видела, и Маришка о нем рассказывала. Кажется, Вениамин был когда-то в нее влюблен.

— Думаю, до сих пор любит, раз нанял детектива. Марина к нему обратилась по поводу фильма, он ведь компьютерщик, мог пролить свет. То есть она так думала, однако ни черта он не смог! — Отчим нервно крутанулся на стуле. — Ладно, что было дальше?

— У Марины начались преждевременные роды, она испугалась, что может умереть, и мне все рассказала… ну, вроде как исповедалась перед смертью. Да так оно и оказалось, только умерла-то она не во время родов и не из-за них, а… Я ударила ее, когда она мне во всем призналась, вызвала «Скорую» и выбежала из квартиры. Мне было так тяжело, так тяжело, не могу передать! Вот тут-то и началось мое пьянство. Даже не знаю, как такое могло со мной случиться, я ведь раньше никогда не пила, а тут вдруг ударилась в самый настоящий запой. Целую неделю пила, по-черному пила, как заправская алкоголичка, и все время ненавидела сестру и желала ей смерти. Но я ее не… или… Я и сама не знаю! Теперь я опять начала надеяться, что не виновата в ее смерти.

— Так все-таки ты ее убила? — Отчим пронзительно посмотрел на меня — мне стало не по себе.

— Не знаю! В том-то и дело, что я не знаю! Иногда мне кажется, что я, а иногда… возникает такое чувство…

— Но как же ты можешь не знать, убила или нет? Ты, насколько я могу судить, совершенно психически здоровый человек.

— Я не помню, что было в тот вечер! И никак не могу вспомнить, как ни стараюсь. Последнее, что восстанавливается в памяти, — как мы с каким-то парнем едем в машине. Я даже не знаю, что за машина — такси или нет. Мы ехали в машине, я пила коньяк прямо из горлышка и все рассказывала, рассказывала ему про нашу семью, про Макса, про то, как я ненавижу свою сестру и хочу, чтобы она умерла, а ребенок достался мне. Тот парень записал все на диктофон и теперь меня шантажирует, требует тридцать тысяч долларов, а у меня их нет, смогла насобирать только пятнадцать. К завтрашнему вечеру, если я не достану вторую половину суммы, он… он обратится в милицию! У него есть еще какие-то доказательства, что убила я. Наверное, у него нож. У Марины был такой кухонный нож с ручкой под слоновую кость. Я помню свои ощущения… нож был в тот вечер в моей руке. Значит, я в самом деле ее убила? Но тогда почему я этого не помню? А я не помню, не помню! Однако я была у нее — в ее квартире остался мой пиджак от костюма и… в общем множество других следов.

— Ты их уничтожила, когда обнаружила, что сестра убита?

— Нет, я их уничтожила раньше. Вернее, даже не уничтожила, а просто убрала в комнате… в большой комнате, где мы сидели… вероятно, сидели. И убрала потому… в общем, это были следы нашего совместного пьянства: бутылка коньяка — того самого, что пила я в машине, — две рюмки, пепельница, полная моих окурков, Марина ведь не курила, корки от апельсина… Я думала, мама может прийти и увидеть — только потому и убрала. А потом в спальне зазвонил телефон, я пошла туда и увидела Марину.

— И сбежала.

— Да, сбежала. Я была уверена, что сама ее и убила.

— Надо было вызвать милицию и все рассказать. В любом случае это было бы лучше, — жестко произнес отчим. Но тут же немного смягчил тон: — Впрочем, однажды я тоже совершил ошибку. Хотя нет, не ошибку, в тот момент я сделал все правильно, потому что догадался, кто виновник.

— О чем ты, папа?

— Потом я, может быть, тебе расскажу. — Отчим нахмурился, помолчал. — Не сейчас, потом. Вероятно, все и так теперь всплывет. Зря и тогда я скрыл, зря избавил его от заслуженного наказания. Избавил, — отчим горько усмехнулся, — и бросил, не смог жить под одной крышей с чудовищем. И сделал из него в результате самого настоящего монстра. — Он опять немного помолчал. — Ладно, рассказывай дальше.

— Я ехала в машине домой, убегала, убегала. И тут в первый раз позвонил тот парень, шантажист. Включил запись моих пьяных излияний и сказал, что знает: Марину убила я. И добавил еще, что может это доказать.

— И ты бросилась собирать деньги?

— Нет, не бросилась, он ведь и сумму тогда, в первом разговоре, не назвал, о деньгах вообще не было речи. Я отправилась в бар. В тот самый бар, где мы с ним встретились.

— Разумно, ничего не скажешь!

— Я не пить туда пошла, а… Мне во что бы то ни стало нужно было вспомнить, восстановить события предыдущего вечера, и я подумала, что та же самая обстановка мне поможет. Но ничего не вышло, вспомнить я так и не смогла.

— Где ты с ним познакомилась?

— С шантажистом?

— Хм, шантажист… Говорю же тебе, он убийца!

— Тем не менее он меня шантажирует.

— Думаю, это какой-то тонкий ход с его стороны. Или шантажирует тебя не он, а кто-то другой. Тебя могли видеть соседи Марины, сопоставить и начать шантажировать.

— Да? — Такая мысль мне почему-то не приходила в голову. — Нет, не складывается — у него же пленка с записью моей пьяной исповеди. Ни у кого из соседей ее быть не могло, я ему изливалась.