Пленница Потаенного Царства

Шерсть лисицы налилась алым сиянием; пушистый хвост ударил по каменной дорожке, извергнув маленький огненный смерч; из глотки донесся хриплый кашель-смех и дух растаял облаком горячего воздуха. Когда к Шэню подоспела охрана — оборотень пропал. Все, что оставила после себя вопящая хули-цзин — выжженный круг на белых камнях и бесконечный ужас в сердце старого генерала.

* * *

Башня Мрака и Тишины высилась на голой вершине Зимней Горы и была обнесена глубоким рвом с водой, через который перекинули хлипкий мост.

Заточенная под самую крышу Лин давно поняла, что твердыня оправдала свое название, потому, как ничто не могло нарушить здешнюю могильную тишину и вечный сумрак. Лишь изредка девушка слышала пронзительный свист ветра и очень слабое эхо парящих птиц. Но чаще, чувствовала себя будто оглохшей.

Она не ведала о судьбе мужа и страшилась за жизнь брата. Ей было горько и тяжело, но она знала, что не уступит Шэню. Не уступила в прошлый раз, не сделает этого и сейчас. Покорность и смирение, которые ей привили, безусловно, важные добродетели, но в сложившейся ситуации ими лучше поступиться. Пусть хоть заморит голодом, он не добьется от нее благосклонности и не получит согласия на брак.

Чтобы утешиться Лин читала сутры, а по ночам вглядывалась в яркие звезды, надеясь получить предзнаменование или хотя бы тонкий намек, но тщетно. Боги Девяти Небес молчали, точно забыв о ее существовании.

Если бы лютня Тая была сейчас у нее, она бы что-нибудь придумала. Но лютня осталась лежать на подушках в покоях Бирюзового Дворца, из которого ее утащили охранники. Значит, надо ее заполучить. Но как? Если сама Императрица заточена в четырех стенах, а инструмент на другом конце острова?

Оставалось уповать на милость богов.

…Лин коротала время в камере два на четыре жэнь и тихо глотала слезы. По холодному и сырому камню гуляли сквозняки, по скольким, мрачным стенам бегали юркие ящерки. Два узких решетчатых окна выходили на север и юг. С севера открывались рисовые поля, на которых с зари до заката трудились невольники Шэня, с юга — прекрасные долины в цветущих орхидеях (благодаря им, остров и получил свое название), бамбуковые рощи и кривые горные хребты.

К ней наведывались дважды, утром и вечером. Чтобы принести плошку риса и чашу с водой и вынести ведро. С ней не говорили, на вопросы не отвечали. И так день за днем. Но однажды, служанка откликнулась.

— Я постараюсь, — нервно прошептала она и попятилась от железной двери. — Но если господин управляющий узнает, он с меня кожу сдерет.

— Не узнает, потому что не услышит, — заверила Лин.

Служанка издала тихий вздох и убежала. А вечером вместе с горсткой плохо проваренного риса принесла лакированную лютню, о которой просила Лин.

— Спасибо тебе, — сказала девушка, забирая музыкальный инструмент, протиснутый в отверстие между искрошенных стен.

Служанка промолчала и бросилась бежать. Из коридора послышался крик:

— Не выдавайте меня, госпожа.

Лин и не собиралась. Она сползал по стене на каменный пол, положила лютню на колени, покрытые грязными, поблекшими шелками, и тронула струны. Впервые за несколько дней мрачная и тихая камера наполнилась природной силой и привела угасавшую ци[4] девушки в равновесие. Неспроста великая Книга Песен Юэ Цзи наделяла звуки магической силой, утверждая, что «музыка управляет небом и землей и устанавливает основы соразмерности и гармонии»[5]. А ведь эта лютня была еще и особенной. Из Священного Храма Гармонии, возведенного в честь Ши Куана.

Чародейная мелодия пронзили расстояние и время и понеслись к тому единственному, о ком думала девушка. К Императору Потаенного Царства Лю Таю.

Чтобы не расплакаться, она тихо запела:

Я пою, я — играю.

К одному лишь тебе я взываю.

Слышу шум у реки,

Вижу тени цветов,

Укрываюсь дождем,

Убегаю в туман,

Потеряла тебя…

Все обманчивый сон…

* * *

Пары горячего воздуха искажали очертания перегородок, предметов и роскошную утварь императорских покоев. Вокруг горели сотни свечей. За ярко-красными ширмами сдавленно завывали молитвы о выздоровлении. Нежно звенели колокольчики.

Из-за приоткрытой двери послышались голоса:

— Мы все в совершенной растерянности Первый Министр Чжэн. Его Императорское Величество должен был отойти в Подземное Царство еще несколько восходов назад, но он по-прежнему жив. У него слабое дыхание и сердцебиение, но он жив. Придворные лекари делают все возможное, чтобы вернуть Достойнейшего Сына Неба в сознание, но пока безрезультатно.

— Сделайте невозможное, но верните моего брата к жизни, — послышался взволнованный голос Чжэня.

— Я бы с радостью… но на все воля богов Девяти Небес.

— Это не просьба, лекарь. Это приказ.

— Конечно, о господин. Прошу прощения.

Через мгновенье собеседники удалились и внутренние покои снова наполнились монотонным чтением сутр и шипением горящих свечей.

А потом, он услышал самую прекрасную музыку, какую когда-либо слышал. И призрачное эхо голоса Лин:

Потеряла тебя…

Все обманчивый сон…

Я пою, я — играю.

К одному лишь тебе я взываю.