Пленница Повелителя Василисков (СИ )

Но Адиллатисс не спешит поднимать меня. Так и валяюсь фактически на коленях перед Повелителем Василисков. Дышать тоже непросто. Хочется захватить как можно больше воздуха, будто им можно запастись на случай, если меня вновь лишат возможности нормально дышать.

Вскидываю глаза на неподвижно возвышающегося надо мной гиганта. Сейчас он мне кажется именно таким. Огромным, опасным, непредсказуемым.

Настроение Адиллатисса меняется так молниеносно, что я не успею среагировать. Перегруппироваться и сообразить, как вести себя с ним в следующую минуту.

- Покушение на члена императорской семьи карается смертью в долгих муках, - бесстрастным тоном произносит он вдруг страшный приговор. – Но Великое Солнце смилостивилось над тобой, пришлая. До своего злонамеренного поступка ты успела стать моей, - обозначает этим Адиллатисс, что помилование исходит не от него самого, а благодаря нечаянному вмешательству судьбы. – Амтомас не успел осквернить тебя своим зловонным поцелуем. А потому я приму волю Солнца и возьму тебя в свои личные рабыни.

- Поднимись, - следует за этим сухой приказ.

Подчиняюсь, медленно вставая на все еще трясущиеся ноги.

«Оу! – проносится в моем мозгу целый фейерверк выводов и эмоций. – Поцелуи тут, получается, важнее секса!" - почему-то первая мысль не о жизни и смерти. И только потом уже приходит осознание:

"Меня не убьют! Пыток не будет, спасибо-спасибо! А рабыня – это хуже того, что было в первый раз? Ну и ладно, все же лучше, конечно, темниц и паршивого приятеля повелителя. Если, конечно, меня опять не перехватит подлая мамаша Адиллатисса…»

- С этого дня ты - моя собственность, - говорит Адилласс, обхватив двумя пальцами мой подбородок так, что мне приходится смотреть в его ледяные глаза. Будто и не было тех мгновений страсти между нами!

- Каждый твой шаг, слово, каждый твой вздох теперь принадлежит мне. Отныне ты живешь лишь для того, чтобы служить моему удовольствию, - отрезает василиск всякую надежду на то, что тепло, совсем недавно зарождавшееся между нами, может вернуться. – Оступишься еще раз, и даже Великое Светило не спасет тебя от моего гнева, - ведет он пальцами по моим щекам, больно сдавливая их с двух сторон.

Открываю и закрываю рот, как выброшенная на берег рыба. Не знаю, что говорить. Да и что тут скажешь? Ему явно не нужен мой ответ.

***

Дальше? А дальше «принесли меня домой, оказалось я…» неумерщвляема!

По крайней мере, именно это читалось в ошарашенном взгляде Ашеселлы, с которым она изучала меня спустя сколько-то дней. Когда, отмыв и причесав, мне ПОЗВОЛИЛИ явиться пред ее высокие очи.

Но за час до этого был неприятный разговор с моей новой «прислужницей»:

- Я туда не пойду, - упиралась я, не желая вновь угодить в подземелья по случайной прихоти василисковой мамани.

- Все туньиссы, туньи, наложницы и даже рабыни, - подчеркнула моё незвидное положение рыжая дамочка, полностью отличающаяся от Нанты и Тотины, - должны присутствовать на открытии Сада Цветов. Не пойдешь – тебя отведут силой.

- И зачем там понадобилась какая-то… человеческая девушка? – не повернулся мой язык назвать себя несправедливым статусом.

Но я в самом деле не понимала, что за блажь такая! Не иначе, как способ выдернуть меня из покоев Адиллатисса и снова в какую-нибудь кучку неприятностей окунуть.

Василиск, кстати, даже слушать не стал, когда я пару раз пыталась донести до него, с чего вся эта круговая лапта с казематами началась.

Говорить вообще почти не давали больше. Либо требовали молчания, либо не дожидаясь подчинения, тут же запечатывали мне рот поцелуями. И я погружалась в полудрему сладострастия, так и не успев внятно рассказать, что помню из всего того, что было, начиная с первого дня.

Мне думается, Повелитель Василисков видел во мне теперь некий смертельно-ядовитый фрукт, который при правильном употреблении довольно вкусный. Нужно только уметь верно обезвредить и вкушать в полном безмолвии. А с этим Адиллатисс отлично справлялся…

Был лишь один момент, когда услышав мой настойчивый бубнеж про Ашеселлу и первое заключение, василиск замер и нахмурился. Однако уже через секунду продолжив стягивать с меня причудливые ткани, в которые меня для него симпатично упаковывали прислужницы.

К слову, всё еще ломаю голову над тем, почему у рабынь есть личная прислуга. Которая однако дерзит и указывает. Может, это и не камеристки вовсе, как я гордо воображаю, а смотрительницы? Бдительницы за качественным содержанием питомника Повелителя.

А вот и противненькие мысли о других обитательницах его гарема. Замучилась грызть себя этими никчемными мыслями. От меня ведь теперь и в самом деле ничего не зависит.

Хотя временами самомнение всё же поднимает во мне голову, вынуждая то огрызаться, то физически доказывать Адиллатиссу, что он не меньше зависим от меня лично, чем я от всего-то его растреклятого феромона!

- Чем больше ты дерзиш-ш-шь и артачиш-шься, - сказал он мне однажды, - тем с-с-сильнее мне хочется ссломать тебя, девочка.

- Меня зовут Лиза, - вывернулась я из его волнующего захвата, чтобы чуть отползти, скользя по шелку простыней.