Пленницы судьбы

В 1837 году на маневры в Красное Село от баварского короля Людовика приехал его племянник герцог Лихтебергский. Его звали Максимилиан Евгений Иосиф Август Наполеон. Упоминание имени Наполеона в имени герцога отражало дальнее родство с великим императором: Максимилиан был лишь сыном пасынка Наполеона, вице-короля Италийского Евгения Богарне — ведь супруга Наполеона Жозефина до брака с Наполеоном была замужем за Александром Богарне. Словом, герцог был не царского рода, хотя сам Евгений Богарне был славным воином, маршалом Франции. Это он в 1812 году, после поспешного отъезда Наполеона, выводил остатки Великой армии из России. Сын же его породнился с Романовыми. Макс сразу же понравился Мэри и императорской чете своим мужественным видом, обходительностью, умом, что для женихов русских великих княжон не было особенно характерно — многие из них не выдерживали придирчивого экзамена при церемонном русском дворе. Сразу же было видно, что Макс — личность яркая и утонченная. Писатель Владимир Соллогуб вспоминал: «Мне не приходилось встречать человека с таким обширным и точным чутьем всего благородного и прекрасного». Забегая вперед, отметим, что назначение Максимилиана президентом Академии художеств не было случайным или ошибочным.

И тогда-то в прелестной головке Мэри созрел план, как удержать Макса рядом, а не ехать с ним в Баварию. Уже подобный случай был с теткой Марии, великой княжной Екатериной Павловной, которая вышла замуж за Георга Ольденбургского: его назначили генерал-губернатором Твери, и все были довольны! Мария убедила родителей сделать Максу предложение остаться в России. Пусть примет православие, получит генеральский чин и служит! Получив предложение русского двора, Максимилиан повел себя достойно — поблагодарил, потом поехал в Баварию, чтобы посоветоваться со своим повелителем и родственником. Вскоре он вернулся, и в июле 1839 года Мэри и Макс обвенчались. Это была ослепительная по красоте пара: он — «один из красивейших мужчин», она — «богатая и щедро одаренная натура, соединявшая с поразительной красотой тонкий ум, приветливый характер и превосходное сердце». Так писала фрейлина двора Анна Тютчева. Царственный отец Марии осыпал милостями ее мужа: тот получил почти все первейшие русские и польские ордена, титул императорского высочества и — что особенно важно — Николай I объявил Макса своим пятым сыном! Молодожены получили истинно царский подарок — сразу после помолвки архитектор Андрей Штакеншнейдер приступил к проектированию и строительству дворца у Синего моста, ставшего позже Мариинским. Строили дворец в необыкновенном темпе, с применением технических новинок, из новых, негорючих материалов — металла, керамики, стекла, а также асфальта. Это и понятно — у всех перед глазами было зрелище пылающего Зимнего дворца, сгоревшего дотла в 1837 году. Дворец для Марии и Макса был необычайно удобен для жизни — что для дворцов прошлого было недостижимой роскошью. Гений Штакеншнейдера проявился во всем — от общей композиции и внешнего вида до мельчайших деталей. Стоит посмотреть на бывший Зимний сад — ныне место заседаний Законодательного собрания, изящный зал-ротонду и необычную и удобную лестницу — пандус. Словом, Мэри и Макс с радостью переехали в новый дом в 1845 году и счастливо зажили там.

Впрочем, это благополучие было только на поверхности. Действительно, внешне было все отлично: Максимилиан увлекался наукой, Мария — искусством. В нем вдруг пробудился интерес к электричеству, точнее, к гальванопластике, ради которой в Зимнем дворце Макс оборудовал химическую лабораторию и проводил — к удивлению всего двора — опыты, а потом построил за Обводным каналом металлический завод, на котором начал строить первые русские паровозы. Но особенно любил Максимилиан горное дело и месяцами пропадал на уральских и иных заводах. Такого человека в семье Романовых — военных и бездельников — после Петра Великого не бывало! Известен он и своей памятной для всех благотворительностью. Так, с легкой руки Макса на Вознесенском проспекте была построена лечебница для тогдашних бомжей, которая и до сих пор, несмотря на множество перемен в бывшей столице империи, носит его имя — Максимилиановская клиника.

Увлечение Марии было более утонченным: она без памяти любила искусство, обладала чувством меры и вкуса. Личные покои Мариинского дворца до сих пор свидетельствуют об изящном вкусе его хозяйки: люстра синего стекла по ее эскизам, хрусталь на столе, сверкающий в лучах заходящего солнца. Дворец становился местом приемов выдающихся художников, музыкантов и писателей. Там не было скучно, как часто бывало в других светских салонах. Хозяйка, сверкающая красотой, отличалась, как писал В. Соллогуб, «необыкновенно тонким пониманием в живописи и скульптуре... В ее роскошном дворце строжайший этикет соблюдался только во время балов и приемов, в остальное же время великая княгиня являлась скорее радушной хозяйкой, остроумной благосклонной».