Пленницы судьбы

Вообще Тютчева была необыкновенной женщиной. Каждый, кто читал ее переведенные с французского языка записки «При дворе двух императоров», с этим согласится. Волевая, решительная, прямая, честная, с твердыми принципами в жизни (при дворе ее за неуступчивость называли «Ершом»), она была великолепно образованна, обладала цепким аналитическим умом, хотя и склонным к догматизму. Вместе с тем Анна Федоровна жила насыщенной эмоциональной жизнью, тонко чувствовала искусство, поэзию. Словом, она резко выделялась среди прочих вполне заурядных обитательниц Фрейлинского коридора Зимнего дворца. Она оставила после себя множество точных, глубоких наблюдений и характеристик. А ее оценка личности императора Николая I, которого она хорошо знала, является общепризнанно классической: «Его самодержавие милостью Божией было для него догматом и предметом поклонения... сохранить этот догмат во всей чистоте на святой Руси, а вне ее защищать его от посягательств рационализма и либеральных стремлений века — такова была священная миссия... ради которой он был готов ежечасно принести себя в жертву... Повсюду вокруг него в Европе под влиянием новых идей зарождался новый мир, но этот мир индивидуальной свободы и свободного индивидуализма представлялся ему... лишь чудовищной ересью, которую он был призван побороть, подавить, искоренить во что бы то ни стало... Глубоко искренний в своих убеждениях... Николай I был Дон-Кихотом самодержавия, Дон-Кихотом страшным и зловредным, потому что обладал всемогуществом... Вот почему этот человек, соединявший с душою великодушной и рыцарский характер редкого благородства и честности, сердце горячее и нежное и ум возвышенный и просвещенный, хотя и лишенный широты... мог быть для России тираном и деспотом, систематически душившим... всякое проявление инициативы и жизни. Отсюда в исходе его царствования всеобщее оцепенение умов, глубокая деморализация всех разрядов чиновничества, безвыходная инертность народа в целом...»

Немудрено, что влияние умной Тютчевой в придворной среде резко возросло со вступлением на престол в 1855 году императора Александра II и императрицы Марии Александровны, чьим доверенным человеком и любимицей считалась Тютчева. «В свете, — писала Тютчева, — ко мне относятся как к важному лицу, мужчины ищут моего общества, желают знать мое мнение и приписывают мне значение большее, чем я имею в действительности». Она явно была в фаворе и с 1858 года стала гувернанткой царской дочери Марии Александровны, а потом и младших сыновей императора — Сергея и Павла Александровичей. Тютчева оказалась замечательным педагогом, царские дети очень к ней привязались.

Но к началу 1860-х годов оказалось, что благополучие Тютчевой при дворе зыбко. В отношениях Анны Федоровны и императрицы назревал кризис, имевший отчасти личные, а отчасти политические причины. Тютчевой становилось все труднее и труднее жить при дворе. «Свет и светский образ жизни, — писала она позже, — возбуждали чувство пустоты. Среди блестящей толпы, наряженной и оживленной, среди улыбок и банальных фраз, среди кружев и цветов мною овладела какая-то тоска, чувство пустоты и одиночества». Кстати, это чувство испытывали многие умные люди (и государи в том числе), обреченные, в силу своего положения, непрерывно вращаться в круговороте придворных празднеств и церемоний.

Одновременно, как женщина с высочайшим чувством достоинства и гордости, Тютчева страдала от двойственности своего положения друга и одновременно высокопоставленной прислуги своей повелительницы: «С охотой и достоинством невозможно одновременно играть роль друга и холопа, чтобы легко и весело переходить из гостиной в лакейскую, всегда быть готовым выслушивать самые интимные поверенности владыки и нести за ним его пальто и галоши». Впрочем, благодаря необыкновенной доброте и такту Марии Александровны эти особенности придворной жизни как-то смягчались, делались не столь заметными — ведь государыня искренне любила Анну Федоровну.