Плесень

Нина Петровна прошла с квартал и, повернув за угол к "Универсаму", увидела длинную очередь: прямо возле магазина из коробок чем-то торговали. Она встала за женщиной в ярко-розовом блузоне и тут увидела сквозь стекло, что в гастрономическом отделе магазина густая толпа. Предупредив женщин, и ту, что стояла впереди нее в ярко-розовом блузоне, и ту, что в маечке пристроилась за ней сзади, Нина Петровна прошла в магазин. Давали давно уже исчезнувшую из продажи печеночную колбасу. Конечно, Нина Петровна не голодала, и деньги были, и возможность купить продукты в фабричной столовой, но много ли там купишь? Выдают на фабрику крохи, а дармоедов...

Опытная продавщица быстро швыряла на весы кольца колбасы, мельком взглядывая на циферблат, называла цену и тут же поворачивалась к следующему покупателю, но очередь едва двигалась: впереди очереди к прилавку подходили старики, трясущимися руками показывали удостоверения участников войны, инвалидов, трясущимися губами добавляли "имею право". С правом Нина Петровна никогда не спорила, во всяком случае, в голос. И сейчас она молча смотрела в сторону, на витрину, где разнообразными узорами были выложены одни и те же баночки с минтаем. Молчали и остальные женщины. Но вот продавщица вскинула голову от весов в центр зала:

- Товарищи, не стойте. Этот лоток последний.

Суетливо засеменили к прилавку старички, но очередь больше не молчала:

- Для вас специальные магазины отведены.

- Вам и так пайки выдают.

- А детей кормить не надо?

- Нам и не дожить до ваших лет.

- Довели страну до ручки, еще и лезут без очереди.

Но, закаленные невзгодами жизни, старички упрямо тянули к продавщице свои высохшие пальцы.

Охраменко стояла в очереди третьей, когда колбаса закончилась. А выходя из магазина, Нина Петровна столкнулась с женщиной в ярко-розовом блузоне, та запихивала на ходу в сумку тюбики с кремом. Второй раз занимать очередь за кремом Нина Петровна не стала и пошла к остановке автобуса.

На тротуаре, где была остановка экспресса, то тут, то там, как деревья при беспорядочной посадке, группками и поодиночке стояли люди. Занимать очередь на остановках было не принято, все решали удачно выбранное место ожидания и крепкие плечи.

Простояв на остановке с полчаса, Нина Петровна вспомнила, что большинство городских автобусов сняты с маршрутов и вывозят на совхозные поля горожан. Конечно, автобусы там были заняты в общей сложности не больше четырех часов, остальное время они стояли, и шоферы томились в ожидании, но в путевке у них был указан полный день работы, и никто не был заинтересован, чтобы, вывезя людей в поле, тут же вернутся на свои маршруты. Конечно, те, кто томился в очереди, заинтересованы в автобусах были, но они не решали ничего, а те, кто решал, автобусами не пользовались. Мнением народа интересовались периодически, особенно активно им интересовались последнее время в ходе предвыборных кампаний, но... и только.

Когда автобус, наконец-то, подошел, люди на остановке представляли собой уже не единичные посадки, а глухую, еще не погубленную человечеством тайгу. Они стояли длинным широким прямоугольником. Пассажиров хватило бы на хороший железнодорожный состав.

Нине Петровне повезло: задняя дверь автобуса раскрылась прямо перед ней, а она была зажата с одной стороны потрепанным, но еще крепким мужиком с тошнотворным запахом чеснока, с другой - крепким спортивного типа парнем. Поскольку отпихнуть ее прочь в сплошном людском пространстве было невозможно, мужики внесли Нину Петровну в автобус вместе с собой. Руки Нины Петровны были отведены назад, как у пловчихи перед прыжком, где-то сзади торчала сумка, и так, плотно сжатая со всех сторон, в неудобной позе, Охраменко проехала сорок минут до остановки пригородного автобуса. Зажатые руки, запах чеснока и визгливый голос кондуктора вызывали у нее тошноту и тупую боль в затылке. Больней всего били по голове голоса:

- Не все передали за проезд. Совесть продаете за шесть копеек. А вы, гражданин, брали? Ну-ка, покажите ваш билет. А вы там, парни, небось, один и тот же проездной показываете, давайте, покажите вместе. А вы, гражданка в белой кофте...

А сзади:

- Поднимитесь, дышать нечем! Не могла я ждать следующий. Я уже три часа домой уехать не могу. Да приподнимитесь, вы меня давите. На фронте не убили, так вы здесь добьете.

На остановке люди вытряхивались из автобуса, спотыкались друг о друга, отряхивались, пытаясь очистить испачканную при посадке в автобус одежду, стремясь поправить измятые в автобусе платья. Кто поправлял волосы, кто разминал отдавленную ногу, кто с досадой смотрел на дырку от вырванной с "мясом" пуговицы.

На пригородный автобус народу было относительно немного, и Нина Петровна даже села на свободное место, привычно протянула кондуктору пятнадцатикопеечную монету:

- До птицефабрики.

- До птицефабрики теперь двадцать. Мы вчера решили так на собрании, - и кондуктор протянула к лицу Нины Петровны отпечатанный на ротаторе тариф.