Плещут холодные волны

Взглянул вдоль улицы: мрачные приземистые избушки смотрят на меня черными глазницами разбитых окон. "А вдруг гитлеровцы появятся из леса?" — мелькнула тревожная мысль, и я стал подумывать, где и как удобнее занять оборону.

Сумерки тем временем сгущались. Никогда в жизни, ни до, ни после этого злосчастного дня, я не испытывал такого тоскливого, мучительного одиночества. Но я внушал себе: "Ты должен выполнить долг".

Неожиданно сквозь снежную метель на фоне не совсем еще потемневшего неба из-за холма на окраине деревни появилась фигура человека. Кто? Свой или противник”! Мгновенно занял удобную позицию, дослал патрон в патронник, взял винтовку наизготовку, жду. В такие моменты секунды кажутся часами. Человек куда-то пропал. Напряженно, до боли в глазах всматриваюсь в сумерки, туда, где только что была фигура человека, но... безуспешно.

Вдруг совсем рядом из-за куста выскочил лыжник.

— Курск! — крикнул я не своим голосом пароль.

— Курок, — услышал я в ответ. Это был отзыв, и я по голосу узнал своего командира отделения.

Собеседник мой замолчал. Стемнело совсем. Костер уже погас. Воздух наполнился влагой. Похолодало.

— Пора на отдых, — произнес он, поднялся и, шурша прибрежной галькой, направился к скале, у подножия которой среди кустарника приютилась наша палатка.

Мне спать не хотелось. Я долго еще сидел и думал о своем собеседнике, о чувстве долга перед Отечеством и перед самим собой.

НЕВЕРОЯТНАЯ ВСТРЕЧА

Случай, о котором я хочу рассказать, произошел лет двадцать спустя после того, как отгремели бои второй мировой, начали понемногу зарубцовываться раны в сердцах тех, кому эта война принесла много лишений, горя и страданий.

Было солнечное августовское утро. Золотые лучи, будто стрелы, вонзались в траву, высекая искры из хрусталиков росы. Капитан Аникеев задумчиво смотрел в окно поезда на горизонт, слегка повитый голубой дымкой, на дальние перелески, кое-где уже позолоченные и раскрашенные цветами приближающейся осени. Вдали проплыл еще зеленый холм, правее — поросший местами бурыми цветами земляной вал, на конце которого возвышался куст черноклена. Нарядный, он стоял, слегка пригнувшись, отягощенный пурпурной листвой на раскидистых ветвях. Картина эта взволновала Аникеева. Как-то тоскливо защемило сердце. Где-то он уже видел это: и холм, и зеленый вал, и куст черноклена. Он нервно будоражил память. Да, видел. Но это было далеко отсюда и давно...

Поезд шел из города Лейпцига. На одном из полустанков состав ненадолго остановился. Дверь купе отворилась, и вошел невысокий худощавый человек в форме шуцмана — немецкого полицейского.

— Гутен морген! — произнес он хрипловатым голосом. — Я вам не помешаю? — добавил уже по-русски, увидев советского офицера, и, заметив одобрительный кивок, поставил небольшой чемоданчик около дивана.

Аникеев мельком взглянул в лицо приветливо улыбающегося пассажира. "Какая странная улыбка, какая-то неестественная", — подумал он. Приглядевшись внимательнее, понял: "Ах, вот в чем дело: через всю щеку до самой шеи — глубокий шрам".

Поезд тронулся, набирая скорость.

"Шрам, наверное, с войны", — подумал Аникеев и снова стал смотреть в окно. Картины сменяли одна другую, но почему-то перед глазами вновь и вновь всплывали зеленый холм, земляной вал и куст черноклена. И вдруг из глубины памяти выплыли воспоминания. Да, такой же пейзаж был там, под Старой Руссой, у деревни Пенно. В этих местах он воевал, был тяжело ранен.

Аникеев перевел взгляд на полицейского. Тот тоже смотрел на него.

— Вы были на войне? — спросил капитан, остановив взгляд на шраме.

Полицейский несколько смутился, но быстро овладел собой и слегка улыбнулся.

— Был.

— На каком фронте?

— Ост фронт, группа армий "Норд".

Будто тень пробежала по лицу Аникеева, складками сошлись брови над переносицей. Именно против этой Группы армий "Север" стоял Северо-Западный фронт, в составе которого была его часть.

Собеседник заметил, как изменился в лице советский офицер.

Помолчали.

— А вы лично на каком участке воевали? — первым нарушил молчание Аникесв.

— Старая Русса, деревня Пенно.

— Что?! — невольно вырвалось из груди капитана.

— Деревня Пенно, под Старой Руссой, — повторил полицейский, недоумевая, что так взволновало его собеседника. Аникеев подавил волнение и с улыбкой произнес:

— Это я так, вспомнил кое-что.

Поезд шел быстро. Вагоны слегка подбрасывало на стыках. Каждый думал о своем. Перед глазами Аникеева встал ясный августовский день, оставивший в памяти отметину на всю жизнь.