Плеск звездных морей. Очень далекий Тартесс

— Ты, кажется, хочешь давать советы царю Аргантонию, Ослепительному? — высокомерно сказал Амбон.

— А что худого в добром совете? Было время, царь прислушивался к совету купцов. Мой дед сидел в совете старейшин…

— Ты, я вижу, недоволен, Дундул.

— Да, недоволен. Торговли нет, а когда приходит фокейский корабль, стражники не подпускают к нему честных купцов.

— И правильно. Нечего вам там делать. Я беру фокейский товар.

У Дундула и без того глаза были навыкате, а тут и вовсе вылезли из орбит.

— Это как же? — выкрикнул он. — Ты ведь фокейский товар не забрал, свой не дал, за руки при свидетелях с греком не брался — значит фокейский товар свободный! Кто больше платит, тот и забирает! Как же иначе?

— Ты недоволен, Дундул, а это значит, ты сомневаешься.

— Слушай, Амбон, я тебе не гончар какой-нибудь. Мы к тебе пришли требовать, чтоб стражники…

— Идите, идите, почтенные, — сказал Амбон, поднимаясь и принимая от раба тонкий хитон. — И не забудьте принести дары Нетону за доброту стражников.

— А может, Черному Быку? — закричал Карутан. — Смотрите-ка на этого сына Океана, так и лезет в блистательные!

— Не кричи, — поморщился Амбон. — Тебе не дано судить о высоком. Кошка цапле не подруга.

Но Карутана уже понесло. Замахал руками, затопал ногами.

— О высоком не суди, старым богам не молись, а дары велят возить в дворцовый храм и на Нетона и на Быка!

— Эй, за такие речи и на рудники можно…

— На рудники? — Дундул медленно надвинулся на Амбона. — Кого на рудники? Купца на рудники? Да ты… — Он задохнулся от злости. — Я во дворец тоже дорогу знаю, вот донесу, на чем ты разбогател! Самого царя обвешивал, двадцать повозок бараньего сала не додал для царского войска, жирный кот!

Амбон с яростным визгом вцепился в длинную дундулову бороду. Тут подскочил Карутан, ударил его по уху. Амбон взвыл, заорал:

— Эй, рабы!.. Бейте их, разбойников!

Из всех дверей повысовывались головы. Рабы, услыхав про разбойников, смотрели с опаской. А купцы между тем неуклюже лягались, сопели, размахивали кулаками. Карутан изловчился, попал ногой в толстое брюхо Амбона, тот плюхнулся в бассейн, взметнув фонтан брызг. Рабы кинулись вытаскивать хозяина, купцы, подобрав полы, побежали к выходу.

На пустынной, раскаленной солнцем улице Карутан остановился, спросил:

— Что делать будем?

— К Миликону, — прохрипел сквозь одышку Дундул.

— У вас купцы жалуются прямо по Гоголю: дескать, и на Антона берут, и на Онуфрия.

— Действительно. Но что поделаешь, с купцов всегда брали.

— И потом — драка, хватание за бороду, Амбон, как в старых фильмах, падает в бассейн. Не нравится мне это.

— И нам не нравится, когда дерутся. Но ведь мы пишем про торговцев салом и оловом, а не про Сафо фиалкокудрую…

— При чем тут Сафо? Вы и в предыдущей главе на пиру у Сапрония драку устроили. Не слишком ли много драк?

— Пожалуй, вы правы. Но учтите, что иберы, в том числе и тартесситы, были очень вспыльчивы.

— В общем, ваши недовольные купцы не вызывают у меня симпатии, хотя, быть может, с исторической точки зрения их требования справедливы. По-моему, они просто завидуют преуспевающему Амбону.

— Ну конечно, они не бунтари, а торговцы.

— Вот именно. Предложи им титул блистательного — они бы сразу перестали брюзжать на новые порядки в Тартессе.

Глава 9 ЗАБОТЫ ВЕРХОВНОГО КАЗНАЧЕЯ

Подле моста через протоку, что отделяла квартал моряков от квартала оружейников, Миликон велел рабам остановиться. Он откинул полог, внимательно осмотрелся.

По кривой улочке в облаке пыли медленно ехали несколько всадников в желтом. Один из них, выпучив глаза, дул в глиняную трубу. На рев трубы сбегался народ. Останавливались рабы, опуская на землю поклажу. Из продымленных мастерских выходили мокрые полуголые ремесленники — после адского полыхания горнов знойное тартесское солнце казалось им не жарче лучины. Женщины в темных одеждах сбивались в кучки, бойко тараторили.

Труба смолкла. Бритый глашатай, потрясая палкой, начал выкрикивать:

— Слушайте, тартесситы! Слушайте и запоминайте мудрое изречение нашего царя Аргантония, Ослепительного!

И он произнес нараспев:

— Сущность не в рыбе иль мясе к обеду.
Славить молитвою царское имя,
Царскую волю исполнить — вот сущность!

Глашатай выкрикнул изречение еще и еще, потом, желая убедиться, хорошо ли оно уложилось в этих нечесаных головах, ткнул палкой в пожилого сутулого ремесленника:

Эй, кривоногий, ну-ка повтори то, что я сказал!

Тот выплюнул жвачку, хрипло ответил:

— Это… рыбы, значит, поменьше жрать. А мяса… это… мы его и не видим…

— Правильно, — кивнул глашатай. — Не в рыбе сущность, а в величии Ослепительного. Разойдись!

И он поехал дальше во главе отряда.

Миликон плотно задернул полог, откинулся на подушки. Он слышал, как неспешно протопали мимо всадники, как они переговаривались:

— Одно только и запомнил — рыбы поменьше жрать.

— Разве такому втемяшишь сущность?

— Это чьи же здесь носилки?

— Из блистательных кто, должно быть.

— За девкой, наверно, приехал. У оружейников жены знаешь какие?