Я, конечно, слышал, что говорили вокруг. Слышал, как Стэффорд, обращаясь ко мне, нахваливал Андру за кипучую просветительскую деятельность в пигмейских деревнях. Слышал, как Эугеньюш рассказывал что-то смешное про Андру – как она училась пигмейским танцам и преуспела в них. Я и свой голос слышал. Я отвечал на шутки и приветствия, нескладно острил. Но мысли мои были заняты только Андрой, я не мог оторваться от неё. Только на какой-то миг я отвёл глаза и встретил взгляд Леона. Он смотрел на меня серьёзно, без улыбки, и пощипывал двумя пальцами себя за мочку уха. Потом я услышал голос Стэффорда – он разрешил Андре не являться на вечернее заседание конгресса. На редкость умный человек! Я горячо его поблагодарил. Я похлопал бы его по плечу, если б не разница в возрасте. Хорошо бы выучиться повязывать платок вокруг шеи с таким же небрежным изяществом, как это делает Стэффорд.
Мы выбрались из конференц-зала, и я все держал Андру за руку, сухую и горячую.
В высоком небе шла весенняя игра солнца и облаков. Налетал ветер, ошалевший от весны, и берёзы сквозь зелёный дым махали белыми руками, все вокруг было полно движения, вспышек света, колыхания теней.
– Что за очки на тебе, русалочка?
– Ой, ты знаешь, в Камеруне было такое палящее солнце, что у меня воспалились глаза. Как тебе леталось, Улисс?
– Плохо леталось. Слушай! Прежде чем мы превратимся в козявок по рецепту Нгау, я хочу тебя поцеловать. А то ведь и губ не различишь.
– Нет, нет, Улисс… Разве можно на дороге? Нас увидят…
– Пусть видят.
– Нет, нет! – Она все же уклонилась. – Куда мы идём, Улисс?
– Домой, конечно. Сейчас прыгнем на трансленту и поедем домой. Как поживает наш верный мажордом?
– Знаешь что? – Андра остановилась. – Давай зайдём в кафе. Я очень голодна.
– Давай. Я, кажется, с утра ничего не ел.
В этом кафе на станции трансленты мы бывали и прежде. Снаружи увитое виноградным вьюнком, оно было расписано внутри фресками, которые мне нравились. Тут была чуть ли не вся история мореплавания. Полинезийский катамаран мирно соседствовал с ощетинившимся копьями кораблём викингов. «Чайный» клипер взлетал на гребень волны, а дорогу ему пересекал белый красавец лайнер прошлого века. Тут были корвет «Витязь», и «Фрам», и затёртый льдами «Челюскин», и «Кон-Тики», и современные быстроходные суда, не знающие качки.
За столиками группками и в одиночку сидели студенты Веды Гумана. Многие из них кивали и улыбались Андре, когда мы проходили к свободному столику у окна. Кое-кто салютовал и мне. Мы сели и заказали роботу-официанту еду и питьё.
Неподалёку от нас шёл довольно шумный разговор. Отчётливо донёсся самоуверенный голос:
– Примитивная мысль, ни капли чувства, вообще ничтожество.
– Ах, верно, – подхватил женский голос, – я всегда это говорила.
Я оглянулся и увидел парня с зачёсом на лоб и презрительно выпяченной нижней губой. К нему прислонилась плечом хорошенькая толстушка. Ещё трое сидело с ними за столиком, затылок и разворот плеч одного из них показались мне знакомыми.
– Сними очки, русалочка, – попросил я. – Здесь свет не яркий.
Помедлив немного, Андра сняла очки и принялась крутить их на столе.
– А знаешь, – спешил я поделиться своей радостью, – у меня появилась сестрёнка – там, на Венере. Сабина! Черноволосая такая малышка, с куклой. Здорово, правда? Вместо линейной генеалогии опять появится разветвлённая… Постой, кем же она тебе приходится? Ну, как это называется… кажется, золовка, да?
– Да… кажется… – Против ожидания, Андра нисколько не обрадовалась благоприобретённой родственнице.
– Ты чем-то расстроена? – спросил я. – У тебя грустные глаза.
Она выпрямилась и вскинула на меня взгляд, и вдруг я понял не знаю каким – шестым или седьмым – чувством, что случилось страшное, непоправимое. «Не надо, молчи!» – хотел я крикнуть…
– Улисс… мы столько времени не виделись, я столько должна тебе рассказать…
– Не надо, – услышал я словно бы со стороны свой голос.
– Я очень много пережила за это время…
О, черт! «Столько времени», «это время» – к чему тянуть?
– Кто? – спросил я, с трудом шевеля языком. – Этот… Эугеньюш?
– Да ничего подобного, ничего подобного! – быстро заговорила она, наклонясь ко мне. – Ничего подобного не было, ты не имеешь права так думать обо мне, здесь совсем другое…
– Другое? – переспросил я. И тут меня осенило. С ошеломляющей быстротой пронеслись обрывки впечатлений, сцепляясь в одно целое, – пристальный взгляд, просверливший мне затылок, и жирная красная надпись на плёнке среди формул: «Андра», и сегодняшний испуг, и поспешное бегство… – Феликс, – сказал я.
– Ни разу, ты слышишь, ни единого разу он не обмолвился о своём чувстве, да и вообще никогда мы не оставались наедине, он сторонится меня. Но ведь не скроешь… Я думала, моя поездка в Африку покончит с этой нервотрёпкой. Нет. С ним прямо не знаю что творится, какие-то чудачества… да нет, не чудачества – срывы. Ты же знаешь, какой он…