Плеск звездных морей

Десантная лодка Олега мягко села, выпустив длинные лапы упоров. Из лодки вылез человек в скафандре и скачками побежал к площадке. За плечами у него висел туго набитый рюкзак.

– Контакт? – услышали мы его возбуждённый голос. – Контакт! Эврика!

Все пришло в движение. Обе смены ганимедцев взяли Олега в плотное кольцо, загалдели, по рукам пошла какая-то плёнка.

– Типичная запись биомассы.

– Такие уплотнения может дать и эхо.

– Ну да, скажешь! Явный контакт.

– А почему здесь размыто?

– Да не рви плёнку из рук! Ребята, так нельзя! Пошли в лабораторию.

Скафандры оставили в шлюзе станции, но и без скафандров мы с трудом поместились в тесном отсеке лаборатории. Приходилось стоять вплотную друг к другу.

Олег Рунич был ростом мелковат и неширок в плечах. Не сказал бы, чтобы он возмужал за эти три года – с тех пор как я высадил его на Ганимеде. Только вот его мальчишеское лицо обросло рыженькой клочкастой бородкой да кожа стала желтоватой, будто навсегда лёг на неё отсвет Юпитера.

– Ничего неожиданного! – слышал я хриплый голос Олега. – Все прежние зонды не доходили до поверхности, вот и всё. Не пробивали атмосферу. А этот пробил! Вот, смотрите… Нет, дайте большую карту, где она? – Он разложил на столе карту Юпитера и ткнул пальцем в точку южного полушария. – Вот, на двадцатом градусе. Я прощупывал эту полосу, зонд был послан сразу после прохождения Красного пятна, последний зонд. Я уж не ожидал ничего путного, начал сворачивать станцию, готовиться к отлёту – и вдруг сигналы! Контакт!

– Погоди, Олег, – сказал Крогиус. – Записи надо обработать, тогда посмотрим. Такие пики может дать и эхо.

– Какое там эхо! – У Олега был такой вид, будто сейчас он бросится на Крогиуса. – Самый настоящий контакт с биомассой. В океане Юпитера есть органическая жизнь, никаких сомнений. – Он сморщился и схватился за горло. – Дайте попить чего-нибудь…

Лена принесла ему кружку витакола. Олег мигом осушил её.

– Уф-ф… Хорошо! Давно не пил. Я там упустил тубу с витаколом, теперь она крутится вокруг Четырнадцатого. – Олег коротко хохотнул. – Ну ладно. Помогите, ребята, погрузить зонды, десять штук.

– Ты что, – сказал Крогиус, – собираешься обратно на Четырнадцатый?

– Ну, ясно. Где Ференц? Надо проверить дыхательный прибор…

Тут все заговорили разом, а громче всех – мой Кузьма. Он потрясал у Олега под носом пачкой радиограмм. Ребята из новой смены тоже ярились: надоела толчея на станции, пора начинать нормальную работу. Ждали, ждали Олега, а теперь снова ожидать? Ну нет! Они и сами умеют забрасывать удочки в океан Юпитера. Пусть Крогиус со своей сменой сегодня же уберётся с Ганимеда.

Мимо меня прошла Лена, она проталкивалась к двери. Её худенькое личико было прозрачно-бледным, напряжённым, уголки губ горько опущены.

– Да не могу я улететь, – говорил Олег, удивлённо вздёрнув брови. – Как вы не понимаете…

– И понимать нечего, – отвечали ему. – Собирай вещички, не задерживай свою смену.

– Мы тут сами разберёмся, что за рыбки плавают в Ю-океане.

– Не ты один планетолог на свете.

Кузьма протиснулся ко мне:

– Почему молчишь, Улисс? Назначь время отлёта, и дело с концом.

Действительно, это было проще всего: отлёт корабля, назначенный, скажем, через час, автоматически прекратил бы спор. Но я медлил. Не хотелось директивно вмешиваться в их дела.

Я медлил, а спор между тем разгорался все сильнее. Теперь он шёл не только об океане Юпитера с его гипотетическим населением, но и о прецессии оси планеты, и о веществе Красного пятна, и о перспективах приспособления Ганимеда и других больших спутников для нормальной жизни. Новая смена планетологов, по-видимому, считала, что все предыдущие смены работали не то чтобы мало, но нерешительно, с подобным темпом освоение Ю-системы затянется ещё на десятилетия, и потомки не простят такой медлительности.

Ох, уж эти потомки! Чуть что неладно у нас, так сразу – «потомки не простят». Я и сам употреблял эту фразу неоднократно, она ведь так легко срывается с языка. Потомки как бы смотрели на нас из своего грядущего далека суровым, осуждающим взглядом…

– Старший! – услышал я голос Всеволода и обернулся.

Практикант стоял в открытой двери, на нём был скафандр с откинутым шлемом. По его лицу было видно, что что-то произошло. Мелькнула мысль о коротком замыкании или рассогласовании ускорителя – мало ли что мог натворить в корабле любознательный практикант.

Я вышел к нему в коридор.

– Она тронулась, – бурно зашептал Всеволод. – Я шёл на станцию и вижу, она возится у лодки…

– Погоди. – Я прислушался к каким-то прерывистым всхлипываниям, они доносились из жилого отсека наискосок от лаборатории.

Я распахнул дверь и увидел Лену. В скафандре с откинутым шлемом она ничком лежала на койке, уткнувшись носом в мокрую подушку. Она тряслась от сдерживаемых рыданий, кусала подушку, её русые волосы были растрёпаны.

– Возилась у лодки, – громким шёпотом сказал Всеволод, – по-моему, хотела открыть шлюз, я побежал к ней, а она как увидела меня, так сразу кинулась на станцию…

– Позови врача, – сказал я.