Плеть темной богини

– Привет, сестричка, – отозвалась Магда. Голос у нее странноватый, вялый какой-то, сонный. – Что случилось?

– Я… я сбежала. Нет, погоди, он все правильно сказал, мы должны встретиться. Ты и я. Иначе не выйдет. Ну, то, что вы задумали, не выйдет. И… и я подумала, что, если не здесь? Чтобы не помешали? Давай возле моего дома. Так… так правильнее.

– А я Плеть отдала. Он потребовал, чтобы оставила, и я оставила…

– Ну и черт с ней, – Юленька поняла, что Плети совершенно не жалко, если Магде нужно – пусть забирает. Если ей нужно – пусть забирает вообще все, лишь бы оставалась рядом.

– Глупая ты, – Магда, кажется, всхлипнула. – И умная. Права, сестричка, наше это дело. Твое и мое. И… и еще этот твой, ухажер, ошибается. Ну не может такое ничтожество убить! Не может!

Хотелось бы верить.

Спустя полчаса Юленька была дома. Она стояла у подъезда, думая о том, стоит ли подниматься в квартиру. Ждала и тянула время, боялась сразу и встречи, и того, что встреча эта может не состояться.

Телефон она отключила, села на лавочку, прикрыла глаза. Странно будет умереть вот так. Бессмысленно. И жить тоже бессмысленно, потому как пользы от Юленьки никакой, даже фарфоровые куклы и те согласились бы. Сидят, бедолажные, пялятся печально на стену, ждут возвращения хозяйки.

А она может и не вернуться…

Ее могут убить. Наверное, это больно, а боли Юленька не любила.

Магда появилась, когда ожидание почти перешло в дремоту. Магда разбила ночную тишину звонким стуком каблучков по асфальту. Как подковки цок-цок… муха-цокотуха…

Про муху Зоя Павловна Юленьке читала. А Магде кто? Или никто? Это несправедливо, когда детям не читают сказки. И несправедливо, когда сказка затягивается, прорастая в жизнь. Несправедливо, потому что путаться начинаешь в настоящем и не-настоящем.

– Привет, – сухой голос, протянутая рука, неловкое пожатие. В темноте не видно Магдиного лица, и это хорошо. Прошлый раз на нем была ненависть. И злость. И еще что-то, чему Юленька не сумела подобрать определения. – Давно ждешь?

– Нет, не очень, – Юленька поднялась. – Ты как, нормально?

– Да.

И молчание. Долгая-долгая пауза, теплые пальцы Магды дрожат в Юленькиной руке. Неужели ей страшно? За себя? За Юленьку? За…

– Прости, что так вышло, – прошептала Магда. – Пожалуйста. Я… если все получится, то я постараюсь быть другой. Стать другой. Петр говорит, что на самом деле я и вправду другая, что я просто чужой жизнью жила, а если исправить… Петр забавный, он думает, что все можно взять и исправить. А еще у него телескоп есть. Ты когда-нибудь смотрела на звезды? Вот просто так?

– Нет.

– Они красивые, – Магда высвободила руку и сделала шаг назад. – Не точки в небе, а…

И тут раздался выстрел. Нет, это уже потом, много позже, Юленька сообразила, что это – именно выстрел, а в первый момент она даже не испугалась. Громкий хлопок, брызги каменной крошки в лицо и… снова хлопок. Крик.

– Ложись, дура!

Магда падает на землю, а Юленька застыла, не в силах пошевелиться. Зажмурилась. И только когда ее толкнули, опрокидывая навзничь, прижимая сверху так, что ни вдохнуть, ни выдохнуть, она расплакалась со страху и детским голосом, совершенно по-кукольному, сказала:

– Мама!

Нет, его смерть не была несчастным случаем, как это заявлено в официальной версии. Официальную версию писали псы, а с ними я научилась ладить.

Но, пожалуй, следовало бы по порядку рассказать, и вот тут я сталкиваюсь с первой сложностью – я не знаю, как объяснить, почему я выбрала именно такой вариант решения проблемы. Саныч по-прежнему был тих, спокоен, вежлив и незаметен, он обитал в квартире этакой моей параллелью. Пожалуй, если бы и в дальнейшем удалось сохранить параллельность, избавляющую от контактов, если бы он довольствовался Данцелевым наследством, добытым в тайной комнате, мне не пришлось бы марать руки. Но Саныч, тихушник Саныч ударил Юленьку.