Плеть темной богини

Старуха, но не из тех карамельно-сахарных, которых показывают в детских фильмах в роли заботливых бабушек. И не из других, озлобившихся и подточенных желчью, что сбиваются в стаи у подъездов, следя друг за другом и за жильцами в прицелы бесцветных глаз. Эта старуха была особенной.

Узкое лицо с обвисшими щеками и пухлыми веками, редкие морщины глубоки, кожа бледна, и седые волосы – а она и вправду их не красила – выглядят естественно. Как и черная пахитоска в тонких губах. На старухе мужской костюм вызывающе-алого цвета, с крупными черными пуговицами, и желтый галстук-бант к нему.

– А его я не знаю, – Юленька подобралась ближе и, прижавшись щекой к плечу, повторила: – Не знаю.

Мужчина смотрел на Стефанию сверху вниз, равнодушно, так, будто бы и в кадр попал совершенно случайно. На вид ему лет сорок, вероятно, на самом деле старше будет. Холен, ухожен, породист. Римский нос и тяжелый подбородок, высокий лоб и светлые брови, отчего лицо кажется безбровым, глубокие залысины и оттопыривающиеся круглые уши. Одет дорого, а на пальце обручальное кольцо виднеется.

– Значит, фотографироваться она не любила?

Нет, не любила, и снимки в доме были только старые, и те потом, после очередной уборки, каковую Зоя Павловна затеяла перед Пасхой, исчезли. И вероятно, исчезли много раньше, но хватились альбомов только во время уборки.

– Ну и зачем выкинула?! – Зоя Павловна против правил повысила голос, хотя Юленьке, спрятавшейся под кроватью, и без того весь разговор слышен был. Под кровать она забралась с умыслом, чтоб, когда Зоя Павловна за швабру возьмется и станет полы мыть, завыть престрашно. Вот бы напугалась.

А получилось, что швабру Зоя Павловна в коридоре бросила, у полок. И пошла к бабушке ругаться.

– Выросла б девка, какая-никакая, а память…

– Ни к чему ей та память.

– Отдай, говорю!

– Нечего отдавать… сгорело все… тлело-тлело и сгорело! – бабушка рассмеялась, а Юленьке снова стало страшно, она быстро выбралась из убежища и, кое-как отряхнувшись от пыли, каковой под кроватью скопилось преизрядно, покинула комнату.

– Дура! От дура! – в коридоре голос Зои Павловны раздавался глухо и почти таял в тишине. В коридоре фарфоровые куклы уставились вниз, на Юленьку, куклы видят все, куклы знают все… куклы сохранят ее тайну. – Знала бы, хоть чего бояться!

– А нечего ей бояться! Нечего, понятно?

Но выходит, ошибалась бабушка, есть чего бояться Юленьке, и не человек ли с фотографии в том виноват? И не из-за него ли погиб Михаил?

– А место не узнаешь? Попробуй вспомнить, пожалуйста. Вряд ли она ушла бы далеко от дома, ведь старая, – человек-рыба протянул фотографию. Он ошибается: бабушка никогда не делала себе скидок на возраст, и если бы понадобилось, то прошла бы и полгорода пешком. Она сильная, в отличие от Юленьки.

Но Юленька промолчала и, склонившись над снимком, принялась тщательно изучать детали. Угол дома, серый, непримечательный, без таблички с адресом и номером. Кусок окна с белым подоконником и черным стеклом, через которое смутно просвечивал силуэт цветка. Старая ива с кривым стволом… ива? Она где-то видела иву, определенно видела. Но где?

– Узнаешь?

Смутно и мутно… А слева что? Колесо? Шина? Ну конечно, в том дворе была смешная клумба, огороженная врытыми в землю шинами. А еще дерево, которое грозились спилить, но не спиливали. И за стеклом белая герань! Юленьке она очень нравилась…

– Это недалеко. Но я могу ошибаться! Я и вправду могу ошибаться!

Но человек-рыба не желал слушать про ошибки, он поднялся и велел:

– Собирайся.

– Куда?

– Туда. Пойдем, посмотрим, что за место, может, кто-нибудь что-нибудь и вспомнит.

Юленька сомневалась, Юленька помнила, что в этом странном дворе люди почти не показывались, зато в избытке находились конторы…

Офисы. Сейчас они назывались офисами. Компьютерная фирма, юридическая консультация, кабинет астрологии и гадания и что-то еще, без пояснения, но с вывеской «Селайт». А клумба осталась, и бархатцы на ней уже распустились рыже-коричневыми цветами. И ива мела ветвями пыль. И сквозь черное окно угловой квартиры по-прежнему глядела во двор цветущая герань.

– Да, место то, – сказал Илья, сверившись с фотографией. – И стояли они вот здесь…

Зачем бабушка пришла сюда? Встретиться с человеком, который был незнаком Юленьке? Сфотографироваться на память? Глупо как-то… не похоже на нее.

– Идем, – Илья, оглядевшись, решительно направился к металлической двери, на которой виднелась строгая синяя табличка «Будильник». Странное название для фирмы, которая торгует компьютерами.

– Идем, идем, – Илья открыл дверь, пропуская вперед, хотя с куда большим удовольствием Юленька осталась бы снаружи, ее не отпускало опасение, что пришла она сюда совершенно зря, что если у бабушки и были какие-то тайны, то Юленьке явно не следует их раскапывать.

Но ведь Мишу убили… и шкуру подбросили…