Плетущий

Тонкий лед, сковавший мое сознание и на короткое время превративший меня в машину без чувств и эмоций, трескается и осыпается тысячами невесомых осколков сожаления. Сразу же дают знать о себе ноющие шея, плечи и спина. Такое впечатление, что между лопаток вогнали раскаленный прут. Я стискиваю зубы, сдерживаю болезненный стон и сквозь зубы выплевываю тихие проклятия. Проходит несколько секунд, прежде чем ко мне возвращаются эмоции. И первая – это ярость, она придает сил, и она же душит меня. Потом настает очередь обиды и сожаления, которые теряются в ее бушующем потоке.

Зеленоглазая тварь безучастно следит за мной. Она лишь недоуменно взрыкивает, когда заглядывает в дуло моего пулемета, направленного ей в морду. Искушение оставить монстра подыхать мучительной смертью достаточно велико, но глухая ярость во мне вопит и требует крови, много крови. Я не хочу ей сопротивляться и жму на спуск. Башка твари взрывается, как спелый арбуз, когда я всаживаю в нее остаток ленты в коробе и гашу эти зеленые глаза. Несколько раз вздрогнув в предсмертных судорогах, монстр исчезает. Я тревожно и напряженно вслушиваюсь, потому что за миг до того, как прогремели выстрелы, до моего слуха непонятно откуда – слишком быстро его заглушила пулеметная очередь – донесся ответный рык. Нет, ничего не слышно. Если бы не безостановочная стрельба, я наверняка определил бы направление.

С запоздалой усталостью понимаю, что могу просто оглядеться, «созерцая» и безошибочно определить местоположение оставшихся тварей. А еще, если повезет, обнаружу их хозяина, к которому у меня появился серьезный счет. Видимо, я слишком устал, если сразу не додумался до столь очевидного решения. Не успев начать «созерцать», снова слышу неподалеку звериный рык. С закрытыми глазами безошибочно и моментально определяю направление и бросаюсь в ту сторону, на ходу «доставая» новый пулемет. Рычание твари доносится со стороны, где находится хижина с женщиной, ради которой мы сюда пришли. Ноги неохотно слушаются меня, и я не бегу, а едва тащусь, мучимый острой болью в спине. Пот заливает глаза, а грудь, кажется, сейчас просто разорвется от бешено колотящегося в ней сердца. Стоит признать: как бы ни был силен Плетущий, он, то есть я, остаюсь обычным человеком, а не машиной, не знающей усталости.

Спустя минуту короткого, но выматывающего забега, до меня доносятся знакомые звуки. Без сомнения, где-то там идет бой. Когда же закончатся эти дурацкие однотипные хижины? Мне надоело бегать по чертовому поселению взад-вперед.

Еще немного. Или я так шумно дышу, что ничего не слышу, или бой уже закончен – иначе объяснить вдруг наступившую тишину невозможно.

Добежав до места, неловко поскальзываюсь на мокрой траве и падаю. Ругаясь сквозь зубы, стараюсь как можно быстрее подняться на ноги. Пулемет весит, кажется, тонну, и я оставляю его валяться на земле. Наконец я встаю и гораздо осторожнее, не прекращая ругать себя последними словами за глупую неуместную неуклюжесть, шагаю дальше.

Вместо пулемета мои руки сжимают Абакан, который после Печенега кажется невесомым. Слышу рычание, звук удара и шум падения. Осторожно выглядываю из-за хижины и вижу тварей. Видимо, это те, которые обошли нас в последней схватке с флангов и отправились на поиски женщины – «невинной души». Я насчитываю их три особи. Одна едва держится на лапах. Ее серая шерсть побурела от крови и влажно блестит на боку и груди. Ясно, что она ранена. На земле в последних конвульсиях бьются два воина – охранники хижины. Внезапно одна из тварей поворачивается и моментально находит меня взглядом. Действуя инстинктивно, вскидываю автомат и жму на спусковой крючок. Двойной выстрел звучит непривычно тихо после пулеметного грохота, и обе пули попадают точно в цель, в огромную башку монстра. Две другие твари выхватывают меня взглядом, но остаются неподвижны. Я переношу огонь на них, поражая сначала ту, что не ранена, а потом – вторую. За несколько секунд все оказывается кончено.