Плясать до смерти

Но умам нашим недоступно: что строят? Говорят, самую высокую резиденцию. Зачем она им в этой глуши? Бетонные стены поднимают со всех сторон. Испуганные дачники сгрудились здесь, иногда выбегают, стоят в колеях. Но самосвалы, эти циклопы (стекляшка-кабина сдвинута вбок), словно и не людьми управляются, за сизыми стеклами их не видать.

Пропадет Кузярушка здесь! Алка давно на него рукой махнула. Но Настька – ожила! Румянец появился, засияли глаза.

– Давайте Тимчику позвоним, он снимет!

Тимчик теперь телебосс!

Какой-то фургон через сломанный забор прямо под окна подъехал. Ничего уже не боятся! Выбежали, чтобы ругаться, и тут увидели надпись: “Телекорпорация!” Причем прогрессивная!

И Тимчик наш вышел!

– Ну что, попухаете? Молодец, Настька, что позвонила! – глянул на череду самосвалов. – Распоясались тут! Привет, папа!

Впервые такое – Кузе!

Я тихо оставил их.

Жора позвонил, лучший друг!

– Чего там в Петергофе творится у нас? Мутно чего-то. Съездим давай. Я думаю, – он добавил язвительно, – Колька отыщет свою жену? Надо решать это дело.

Да. Это дело надо решать. Убедился, как только вошел. Горы заплесневелой посуды, отходы все на полу – хоть зажимай нос! По идее мать, то есть Нонна, должна была с этим разобраться, но с порога на нее, вошедшую первой в родовое свое гнездо, кинулись остервенелые псы, скаля клыки! Да она и без псов бы не справилась, ослабела совсем! И среди всего этого ада – несчастный Колька.

– Та-ак! Ясно. – Сима губы поджала. – А где же Настенька наша?

Давно ее никто так ласково не называл. Колька, набычась, молчит. Как мужу ему похвастаться нечем.

– Прибери тут хоть немножко! – Брезгливо Жора сказал, но не Нонне, а Симе. В своем нежно-бежевом костюме даже не сел.

Сима загромыхала посудой. Нонна, уронив руки, сидела на табурете, словно все это ее не касалось. Сознание ее улетает. Но эта беда – отдельно, не будем мешать ее с той, ради которой приехали. Не давай двум несчастьям объединиться! “Подходите по одному!”

Сима брезгливо разгребла угол стола. Сели. Даже псы замерли, чуя, видимо, опасные перемены в своей судьбе.

– Они что, прямо здесь гадят? – Сима сморщила нос.

У псов забегали глаза. Да, только что по очереди справили нужду. Расхотелось тут ужинать, хотя кое-что привезли. Может вытошнить.

И вдруг свежее дуновение. Распахнулась дверь, и явилась Настька. Свежая, сияющая. Залюбовался. Что значит хорошая жизнь на свежем воздухе! Всем рассеянно кивнула, пребывая приятными мыслями где-то там.

– А. Явилась. Разложи тут! – Жора сунул ей сверток.

Колька ушел на кухню за ней: видно, сидеть с нами в такой обстановке мучительно, лучше скрыться. Донеслись громкий шелест пергамента и даже приятные запахи, увы, не перебившие вонь.

– Откуда это она такая радостная? – Жора проворчал, обращаясь к окружающему пространству, но все же, наверное, ко мне.

– Работу такую нашла!

Правильный ответ.

– Знаю я эту работу! – вмешалась Сима.

Громкое шуршание пергамента прервалось.

– В телевизоре видел ее, – как бы благодушно продолжил Жора. – С хлопцем каким-то лохматым за руки бралась. Самосвалу дорогу перегораживали. Это что – работа такая?!

Жора явно был на стороне самосвала! И Кольки. Умнем сначала первый вопрос.

– А-а-а! – обрадованно вскричал я. – То друг детства ее! Журналист! Наш Дом творчества защищали!

– Друг детства, говоришь? Но детство, я полагал, давно кончилось?! – Жора резко поставил вопрос.

Даже псы вдруг по-щенячьи тявкнули и забились в угол. Робко поглядывая, жалобно скулили: так Жора их испугал. Почему-то именно это взбесило Настьку: выскочила из кухни с поднятыми руками, лоснящимися от жира.

– Ко мне! – крикнула псам, но те лишь злобно оскалили клыки, видно, мало от нее хорошего знали. – Ко… – Тут она словно поперхнулась, вдруг побелела и стала оседать. Мы с Нонной еле ее подхватили, усадили в кресло.

– Это у нее давление резко упало. – Сима поднялась. – Скоро поднимется! Мой вам совет: отдайте на нормальную работу ее! Той же укладчицей на наш кондитерский комбинат. Двадцать тысяч пирожных в день уложит – и нормальным человеком станет! Пойдем, Коля, отсюда!

Коля медленно вышел из кухни, вытирая жирные руки о грудь, потом, распаляя себя, как на сцене, со стуком распахнул дверку шкафа, вывалил скомканную гору рубах и подштанников, стал их раскидывать.

– Грязь эту оставь здесь! – гордо произнесла Сима. Настал и ее звездный час.

Колька затравленно глянул на нас, лихо мотнул чубом и проследовал за мамкой.

– Предатель! – прохрипела Настька. Пришла в себя! Правда, глаза еще “плыли”.

– Это кто еще предатель! – откликнулась Сима.

– Ладно! – примиряюще произнес Жора. – Мы-то с тобой все делали правильно! – Тряхнул мне руку, пошел. Взгляд Насти наконец “собрался в кучку”, и в нем была ненависть. Ну откуда такая страсть?! Да это же я вроде ей страсти желал?

Удивила и Нонна, от нее такого не ожидал. Вдруг резко вскочила, выбежала на кухню, громко шурша пергаментом, стала заворачивать дефицитную пищу (так я и не увидел ее!). Вручит на выходе бывшим родственникам? Нашла другое решение: громко стукнула крышка “мусорки”. Тоже эффектно.