Плясать до смерти

Тоже соскочила с нервов! Лучше бы не говорила этого у тонкой стены, еще Настька услышит, из-за кого мы испортили свою жизнь. Приложил палец к губам. И сразу метнулся – проверить.

Настька вроде немного успокоилась. Наверно, не слышала. Но слезы извилисто текли по ее щекам. Шмыгая носом, стала собирать вещи: свитер, рубаху. Мы ведь здесь долго хотели прожить!

Зашел проститься с хозяевами. Настька плакала – не пошла.

– Извините, коли что не так! – поклонился.

– Что “не так”? – разозлилась Алла. – Этот крест (кивнула на перегородку) – единственное, что человеком делает тебя!

Настю в таких чувствах в электричке не надо везти. Поэтому прогулялись, чтобы успокоиться, прошлись “по историческим местам”. В последний раз? Дохромали до Щучьего озера. Увидим ли еще? Тут, у озера в лесу, еще ясно более-менее, какое время года на дворе, в центре поселка это уже трудно понять. А тут снег, глубоко проткнутый каплями. Зима. И где-то даже уже весна. На самом берегу стояли сани-розвальни, раскинув оглобли. Сено чуть сгнившее, но уже разогретое. С отчаянием кинулись в него, долго лежали, грели на солнце лица, дышали. Где оно еще, счастье, как не тут?

– Ну все, папа! Пойдем!

И из света сразу шагнули в тьму.

Глава 10

– Настька! Ты что? Опять?

Это я теперь чую! Сама звонит и молчит. В трезвом виде она себе не позволяет так страшно молчать.

– В чем дело, Настя?

“В ком” дело, я, конечно, понимаю. Вопрос риторический. Все дело в этом Тиме, который так жестко с ней обошелся. Ну и что? Жизнь на нем не замкнулась. Но ей этого достаточно, чтобы…

– Б-бабулька умерла!

– Откуда ты знаешь?!

– Позвонили.

– Надо ехать?

– Похоронили уже ее! – заорала, будто я виноват!

Да. Бабка сажала ее на колено, подкидывала: “Зо-ля-той ты мой!” Повод, как говорится, святой! Да у нее все поводы святые, других просто нет. Мчаться по очередной тревоге? Но у меня, как мне кажется, рукопись на столе? “Жизнь удалась-2”! И если я ее не “выпишу”, значит, не удалась!

– Настя! Колька тут?

– Он идиот, папа!

Сама-то ты! – хотелось крикнуть. – Как обращаешься с людьми?! Но нельзя, наверное, дополнительно травмировать? Защищенная горем! Прием отработанный. Теперь может творить что угодно! И я могу творить что угодно!

– Хватит. Настя! Соберись!

– Тебе вообще все безразлично! – закричала.

Да. Теперь – безразлично. Иначе пропадешь. Разорвешься без всякого толку! Положил трубку. И ни на какие звонки больше не реагировал.

Позвонил сам во второй половине дня, когда окончательно расчухал, что “Жизнь удалась-2” ну никак не идет!

Полное молчание. Трубку не берут. Такое бывало: засыпали в разгар дня. При их режиме такая роскошь доступна. В этот раз сердце почему-то сжалось. Какие-то особые, тяжелые были гудки. Мчаться? А вдруг их там нет? По гудкам чувствую: нету! Так где? С такой ногой она далеко не уйдет. Разве что… Вот именно.

Телефон сам зазвонил!

– Алло!

Слышно какое-то большое, гулкое помещение. И – никакого голоса. Звонить, чтобы молчать?

– Алле. – Наконец Колькин голос.

– Вы где?

– Мы? – растерянно произнес Колька.

– Да! Вы.

– В Бехтеревке! – произнес Колька слегка обиженно, словно хотел сказать: а вы о чем-то другом мечтали?

Да нет! Мы ничего. Мы худшего боялись.

– И что там она?

– Плохо.

А разве с ней бывает хорошо?!

– Так что с ней?

– Еще не знаю… Я пошел с псами гулять. Ну и заодно проветриться.

– Понимаю.

– Минут через сорок всего пришел. Лежит на полу. Сначала я решил, просто пьяная…

Это по-теперешнему неплохо.

– …стал шевелить ее, вижу, что-то не то.

– Так что – “не то”?!

– Не знаю…

Прямо какой-то Незнайка!

– Привезти ее привезли, а не принимают! Барышня тут говорит…

Прервался. Начался гулкий гвалт с его участием. Слышимость хорошая, но слов не разобрать.

– Тут барышня заявляет…

Снова гвалт. Нехорошее слово – “барышня”. Это Колька его принес. Высокомерие как бы артиста! И Настька это слово переняла. Довысокомерничались!

– Алле. – Колька снова прорезался.

– Еду. Не отступай.

Да по той же улице Хрустальной! Да с еще большим ветерком! Вбежал в гулкий старинный холл. Настя сидела в коляске с большими колесами. Задумчивая и даже какая-то красивая. Но не видела меня. Или не узнавала. Зато очень быстро и оживленно поворачивалась то влево, то вправо и даже назад, словно собираясь вступить в приятную, интересную беседу.

– Кого-то ищет она?

– Санитары объяснили: это разговаривают с ней разные голоса. – Колька рядом возник. – А нами не интересуется!

Кривляется и тут. Это, наверно, от нервов.

“Барышня” лет пятидесяти пояснила мне:

– Это не наш профиль. Мы по направлению принимаем!

Сбегал на второй этаж, Римму Михайловну привел. Хорошо иметь связи!

– Да! “Приехали”! – произнесла Римма Михайловна, глянув на Настю.

– А почему она на коляске?

– Ноги не работают. Очень сильное алкогольное отравление.

Вот уж не ожидал, что даже при таком известии проявлю относительную выдержку. Колька был рядом, горевал:

– И где она такую сивуху нашла?!

Когда начали перекладывать на кровать, оказалось, что не действуют и руки.