— Но она вела себя... недопустимо заносчиво! — Грудь ее еще выше поднялась.
— То есть вы хотите сказать, что на уроке литературы... поставили двойку за поведение?
Запутал ее, словоблуд. Такому не обучены. Дышит, но молчит.
— А вдруг вы опять что-то будете не знать? Опять двойку Насте поставите?
Распластал буквально ее. Вдруг взмолилась человеческим голосом:
— А вы заходите вечерком ко мне. Познакомимся ближе, лучше поймем.
Теперь Настя еще и за это презирает меня: соглашатель!
По светлым коридорам прокатился звонок — и сразу после этого радостный гвалт. Звонок — это для всех радость, восторг, для меня — еженедельная пытка!
Как же я допустил с собой такое? Ведь отлично жил. Во всех писательских поездках, в стране и вне, у меня было заслуженное звание: зам по наслаждениям. Именно я везде чуял, где хорошо, в какую сторону податься, начиная с того, где завтракать и где ужинать. И всё ушло! И сделала это обыкновенная девчонка, наглая и неказистая. Выходит из школы... одна! Никого рядом нет. Хмуро хлопает по карманам джинсов: видно, всё выкурила. Поставила себе цель: превращать каждый день в ужас. Ведь видят ее! Хоть бы зашла за угол! Единственная теперь радость у меня: градация страданий... Зашла! Вышла. Подошла.
— Ну что, батя? Заскочим в эту психушку?
Гордится своим бесстрашием: кто еще может так?! Больше нечем гордиться.
Что же это за существо? Идет в рваных джинсах, мятом свитере, нечесаная и, я бы сказал, неумытая. И учителями оценивается соответственно. Если не удалось выделиться в сторону успеха и прилежания, тогда до упора в другую сторону, быть первой с другого конца!
Мы, конечно, пытались ее «причесать», всячески увещевали: уймись хотя бы на время школы. Вот закончишь, и делай что хочешь. Но без среднего образования совсем нельзя!
И мне кажется, она это нагло понимает (как понимает и нагло использует многое) — дадут аттестат, никуда не денутся! И гуляет. А за то, что она это нагло понимает и не скрывает этого, учителя ее ненавидят вдвойне.
И уже не могут этого скрывать на педсоветах: какая-то вендетта! Кто бы сказал мне в молодости, что я так буду мучиться в школе — тьфу! — никогда бы не поверил! Жизнь зачем-то волочит по тем же булыжникам еще раз: «Ну? Теперь понял?»
С тоской смотрел на других школьников и школьниц, тайно вздыхал: абсолютно благонравные, идут парами, причесанные, в глаженой форме (тогда форма была почти обязательной).
Стосковался по банальному? Свободу не любишь?.. Да!!
Заходим в учительскую. Настя, слушая ужасы о себе, смотрит вправо, в солнечное окно, моргает то ли от солнца, то ли от слез. Сама же устроила всё, и еще, кажется, недовольна? Незаслуженно обижают ее? Сердце мое сжимается. Ну действительно, что за «охота на ведьм»? Подумаешь, сказала учителю физкультуры: «Вам надо шаровары носить более просторные, а то как-то неловко на вас смотреть». Приняли бы как шутку. Нет, прогнали с урока! И больше она, естественно, не появлялась. Нахожу взглядом их физкультурника... ну конечно, скрытый маньяк. Но других это почему-то устраивает, может, им даже приятно, а ей зачем надо было вылезать? Отмотаться от физкультуры? Но ведь десятый же класс!.. Если не лучше всех — то всех хуже?
Выходим из школы. Одинокие в толпе. Потому особенно близкие. Ну что надо делать теперь? Продолжить педсовет своими силами в семейном кругу? Уже не хватит сил. И не любим мы это! Потому и самые близкие. И видит меня насквозь. И я ее абсолютно понимаю. Ну и что же, поэтому надо ей всё прощать?!
— Понимаешь, Настя! Я тоже... обуреваем! Точнее, ты «тоже», поскольку я раньше был. Но я всё учитываю! А ты... летишь без страховки!
Гордо улыбнулась.
Постояли на углу. Школа на горизонте горела огнем, к сожалению, фигурально: стены отражали закат.
— Ну, когда тебя ждать?
Улыбаясь, медленно подняла руку, задумчиво пошевелила пальчиками. Талантливо получилось: точнее не покажешь.
— Не ошибись этажом! — усмехнулась на прощанье.
Не ошибусь.
И пес, плод разнузданного ее воспитания, теперь полностью на мне. Как и всё остальное! Нонна, по случаю субботы, в таком состоянии, что ее, в отличие от пса шелудивого, стыдно выводить!
Дочурка явилась еще до полуночи. Огромный успех! Или что-то там не сложилось? Или подействовали мои слова? (Обольщайся!) Довольно трезвая (уже этому приходится радоваться).
— Ну спасибо, — неуверенно проговорил. — Жизнь не удалась?
— Что ты знаешь о жизни вообще?.. — произнесла горько она. — А еще пишешь!
Удар под дых!
— А что бы ты хотела... чтобы я знал?
— Ну хотя бы что-то!
— Ну что?!!
— Хорошо, — произнесла сдержанно. Подошла к окну, сдвинула оранжевую портьеру широким жестом. — Прошу!
— Прыгать, что ли? — мрачно пошутил.
— А тебе не видно?
— Чего видно-то? А-а-а.
Да-а. Батальное полотно, достойное Верещагина.