И люди слышали это. Кто в своих мыслях, кто — сквозь дрёму. А некоторые — и явственно наблюдая происходящее.
Особенно ярко этот таинственный зов слышала та, что томилась в пыльной комнате одинокой клетки.
Её звали Яной, и с каждым годом она спускалась всё глубже в чертоги бездны, а к двадцать второй ступени прожитых лет достигла того дна, где нет тех, кто стучался бы снизу. В соседней комнате спал её парень, отчего квартира казалась ещё более пустой, чем живи она здесь сама. Он недавно вернулся из клуба, от него несло перегаром.
В ушах всё ещё звенело от недавней ругани, щёки саднили от крепкого тумака — но зато сам прекрасный принц отъехал на трёх топорах к морфею и не потревожит её до утра.
Ей с ним не нравилось, но и поделать что-либо она не могла.
Любовь ли, привязанность, возможность жить не в общаге и не париться за аренду — слишком много гвоздей на распятии её нынешнего креста. Раньше «прекрасный» привлекал её внешне и тем, что у него водятся работа и деньги, которых не было у неё. А теперь, сидя у окна с бутылкой дешёвого пива, Яна думала о том, что деньги, крепкий член и своя квартира — это самые ржавые гвозди, которыми можно прибить крышку гроба свободы.
Вкус пива отдавал сигаретами, бутерброд — как с намазкой из никотина, а смолы — смолы-то какие на вкус.
Зрачки девушки были расширены, а на лице играла глупая улыбка. Хорошо смотреть на мир, если он тебе улыбается. Без этих улыбок жить почти невозможно. Когда тебя окружают правильные люди, правильный универ и строгая жизнь по плану без каких-либо перспектив кроме радужного болота брачной жизни, сложно разглядеть красоту бытия, если нет кислоты или алкоголя. Да, пусть твоё единственное солнышко светит на дне бутылки, а улыбки проявляются только после крепкого удара синтетики по мозгам — но не всё ли равно, если так отпираются двери в небо?
Ветер за открытым окном напоминал кошачье урчание, а соседняя высотка принимала черты Часовой Башни древнего замка. Раскатистый колокольный гул отзывался в груди покоем, а сердце рвалось туда, ввысь, в царство ночи Аида. А коли рвётся — отчего б не поддаться?
Рассеянным взглядом девушка окинула полумрак кухни. Здесь явно чего-то не хватало. Конечно же: гитара, что покоилась в гостиной.
Скользящей походкой мутного призрака она проплыла за ней, а потом, оставив квартиру открытой, нырнула в пучину улиц.
Хорошо гулять по ночному городу, когда вокруг тишина, а в твоих руках — музыка, в твоей душе — голос.
В сизом платье, босая, девушка шатающейся походкой шагала по трассе, играла, и ветер трепал её длинные светлые кудри, подхватывая пьяные ноты, смешиваясь с гнилью от трелей скрипки. Мир шёл под углом, но Яна жила под углом. Качающиеся дома искажались в улыбках, а окна мерцали с приветом. Нестройные аккорды рассекали ночь, и тени иных миров струились вихрем к земле.
По стенам высоток, из тьмы переулков, из глубин тенистых ветвей кроткой походкой тянулись чёрные коты.
Большие и маленькие, худые и полные, злые и счастливые — они все следовали за той, кто воззвала к ним, кто искала.
Из руин Вавилона, из песков пирамид, на тлене голодных улиц и пыли пустых квартир — они прибывали сюда, оставляя родные эры, покидая родные миры.
Великое множество кошек с пристальным взглядом немигающих зелёных очей, мерно урча, обступало ту единственную, кто сегодня играла им. А она — она уподобилась бледному духу забвения, той, что блуждала среди останков великих эпох. Её музыка, подобно крыльям ворона, направляла ночных зверей, указывала им путь, а сама дева шла перед ними, главная, зла на мир, довольна своей свободе, безотказной, пугающей — мнимой. И пусть, пусть к утру всё пройдёт, и с восходом жёлтого диска она снова наденет бледную маску любящей жрицы семьи, но это потом. Не сейчас. На пока — её время, её ночь.
Пики прекрасного замка всё явственней проступали в ореоле полной луны, и всё ближе слышна была дикая партия старого скрипача. Всё отчётливей бурлил клич вечно урчащих котов.
Цветы загробного мира распускали бутоны феерий про призраков, мостовая стелилась алыми лепестками железных роз.
Если двери — то настежь, ворота — домой.
Воплотившись в звук, всецело отдавшись чувствам, девушка всё шла по улице, не имея ни малейшего представления ни о конечной точке назначения, ни о смысле происходящего: ей было всё равно. Здесь и сейчас она была счастлива и хотела, чтобы счастье это никогда не кончалось. К чему ждать графов и королей, когда свои крылья крепче любого плаща.
Дорога кончилась с последним аккордом, открывая путнице вид на раскинувшуюся пред мутным взором площадь, где в сиянии прожекторов сошлись в танце две фигуры: одна в чёрном одеянии монахини, другая облачена в алое, с копной спутанных седых волос.
Яна улыбнулась этой паре, решила подойти ближе. Затянула новую песню, устроившись под сенью листвы, аккомпанируя вальс незнакомкам, и слова её, подхваченные ввысь, разнеслись далеко за границы сцены, отбиваясь в звёздах, путаясь в облаках.