Пляж

Это была победа. Агата мысленно себе поаплодировала. Какой у него жалкий вид. Телёнок с честными глазами, растерянно мотает головой. Какой же покорный взгляд у мужчины, терпящего неудачу. Волк, проигрывая схватку, подставляет шею противнику. Стефан пытается заглянуть ей в глаза.

Надо принять растерянно-глупый вид, который так любят мужчины. Будто хочешь остаться с ним, но ведь уже обещала. Пусть ненавидит её, пусть смотрит так затравленно-исподлобья.

Агата почувствовала, как влажная, горячечная злоба, не спрашивая разрешения, подступает к горлу, а четыре стены той комнатки уже захлопывают лазурный горизонт, искривляя пространство.

Стефан

Покой… Как же хорошо вот так просто лежать на кровати, не двигаясь и рассматривая потолок сквозь повисшие в воздухе облачка табачного дыма. Разве не за этим он сбежал сюда, на остров?

Его преследовали в Париже, он скрывался в других городах, его, как зайца, пытались затравить и там. На острове он дал себе слово собраться с силами и отдохнуть.

Но она заставила его снова бежать. Этим вечером он искал Агату, искал изо всех сил, искал так, как умеет только он, но вернулся ни с чем.

За стеной, в соседней комнате хлопнула дверь, и послышались шаги. Агата вернулась со своего вымышленного морского путешествия на яхте.

На этот раз она первой вышла на балкон. Сумерки, беспокойная тишина, на территории гостиницы никого нет, все на пляже, который играет огнями перед носом у застывшего тёмного моря. Отчётливая тонкая береговая линия, и город – единственный на острове, манивший их обоих уже давно.

– Как ваша прогулка на яхте?

– Мне было скучно.

– В пустой гостинице вам веселее?

– Поехали в город, прямо сейчас…

На острове они отвыкли от города, и шли, словно одержимые, от одного бара к другому, от одной неоновой вывески к другой. Что случилось с Агатой, Стефан до конца не понимал, но они буквально вцепились друг другу в руки, утопали в объятиях, как безумные влюблённые после долгой разлуки. Она гладила его по голове, стискивала пальцы, делая ему больно. С каждым выпитым глотком, с каждой серой, пыльной улицей, они становились всё ближе.

Это было похоже на бег, на лихорадочный танец эпилептика.

Окружающий мир сливался в линии: красные, зелёные, жёлтые, они пересекались, бежали со страшной скоростью, как электрические провода, тянулись по всему горизонту, сплетая паутину.

В каждом баре, на каждой лавке, где они останавливались, чтобы покурить, он пытался её поцеловать. Он дошёл до точки кипения, готовый разорвать её губы. Но она отворачивала голову, бледнея, прикусывала язык, и, словно в бреду, повторяла: «Тише, тише». Он не терпел, не мог терпеть сопротивления, злился и не понимал, что происходит.

Из одного закрытого кафе на пляже доносилась яростная по напору, неистовая музыка, и они, не сговариваясь, отправились туда. У входа Агата попросила позвонить, и им указали на телефон справа от барной стойки.

– Да, любимый, я на острове. Я познакомилась с удивительным человеком, он тоже из Парижа. Его зовут Стефан.

Агата, не отрываясь, смотрела на Стефана, запускала пальцы в его волосы, рыскала по шее, обжигая его каждым прикосновением.

Стефан отскочил от неё, как от прокажённой. Ему показалось, что в его волосах, под рубашкой, на теле копошатся ядовитые змеи. Он отчётливо захотел ударить её по лицу.

Равнодушие пришло много позже, когда они пили за столиком шампанское, и она сказала про чёрного саксофониста, надрывающегося на сцене:

– Он из той же породы, что и мы. Он тоже сбежал на этот остров, сверкая пятками.

Неожиданно с Агатой произошла какая-то странная перемена. Она стала напоминать куклу. Она бездумно улыбалась, оглядывалась по сторонам, курила одну за одной. Казалось, её можно было толкнуть, и она бы этого не заметила.

Она безумна, совершенно безумна – подумал Стефан – Это началось с телефонного звонка её мужу или любовнику в Париж и продолжается до сих пор.

Агата была далеко, где угодно, но только не с ним, в этом кафе.

Однако в ней бурлила, била фонтаном какая-то неведомая Стефану сила, от неё исходило ясно различимое сияние. И он никогда прежде не видел Агату такой красивой.

Тупая боль била в висок, а от табачного дыма слезились глаза. Алкогольный дурман рассеивался со всё возрастающей скоростью.

Стефан больше не испытывал злости или даже недоумения от её поступка. Он лишь с какой-то затаённой, накапливающейся агрессией ощущал, что затащить её в постель будет не так-то просто.

Позже, в номере, она курила, облокотившись на перила, а он пытался задрать ей юбку, чувствуя, как что-то тёмное медленно выползает наружу.

Он упрямо боролся с ремнём, напоминая себе мотылька, бьющегося в горящую лампу.

– Если ты перестанешь ко мне приставать, я поцелую тебя. Один раз.

Он опустил руки, она вплотную прижалась к нему. Откуда в этой кукле столько страсти?