После такого разговора осталось немногое. Утром Марина написала отцу подробное и решительное письмо, в котором жаловалась на скуку и просила взять ее домой. Сгорая от стыда, бросила письмо в почтовый ящик.
А погода, как будто нарочно, дразнила ее в оставшиеся дни. В небе ни облачка. Зелень разросшихся садов покоилась в ожидании ветерка под лучами солнца. На пляжах негде было ступить.
Трудное время наступало, когда Алексей приходил домой. Оба делали вид, будто ничего не произошло. Но Марина наедине с собой удивлялась, как быстро совершился в ней переход от почитания к ненасытному желанию мстить Алексею в каждой мелочи, не оставляя безответным ни одного его слова. Логика была вовсе не обязательной. Видя Алексея перед собой и вспоминая блондинку, она и часу не могла прожить без колкостей и маленьких побед.
Если особенно тихим казался вечер, особенно нежно светились в сумеречной свежести нарциссы, которыми был усеян двор, и Алексей, занятый забором, выстругивал доски, Марина, выждав паузу, лениво говорила в пространство:
— Не люблю нарциссы. Кто их посадил? Какая прелесть гвоздики…
— А знаешь, кто был Нарцисс? — отзывался Алексей.
— Еще бы! — говорила Марина. — Еще бы мне не знать.
— Так вот ты напоминаешь мне этого Нарцисса. Только в юбке.
Она закатывалась хохотом и выглядела такой удовлетворенной, точно одержала еще одну победу.
— А ты напоминаешь… знаешь кого?.. знаешь?
Алексей, не отвечая, размашисто стругал. Душистая — на весь сад — стружка раз за разом устилала траву. Марина из-под прищуренных ресниц следила за ним, и ей хотелось говорить дерзости, дерзости, дерзости.
В последнее июльское воскресенье были назначены гонки, и яхты целыми днями бороздили залив. Марина с Галкой Рязанкиной пропадали на воде с утра до вечера. Сначала они готовы были плавать на любой яхте и радовались любой оказии. А когда все устроилось и к ним привыкли, Галка почему-то перешла на шестиместную «Диану», а Марина так и осталась на «Веге». Яхта была рассчитана на трех человек, но садилось обычно больше. Лишь у руля бессменно находился щуплый вихрастый Славка Малюгин, ровесник Марины. А с парусами управлялся неразговорчивый парень с волосатой грудью, бывший матрос Петька Щеголев, по прозвищу «Фелюга». Руки у матроса были толще мачты в самом ее основании, а глаза, маленькие, глубоко запрятанные, посматривали колюче, и Марина ничуть не сомневалась, что в порыве гнева он может выбросить всех за борт, как котят. Команды он подавал хриплым голосом. Исполнял Малюгин.
Постепенно и Марина постигала науку кораблевождения. Если раздавалась команда: «Оверштаг!» — она быстро прыгала на дно яхты и втягивала голову в плечи. Так назывался поворот против ветра. Над ее головой стремительно проносился тяжелый гик, парус хлопал по другую сторону, и яхта круто валилась на бок.
Понятие «оверкиль» означало катастрофу. И Марина достаточно наслушалась историй о том, как во время длительных морских переходов яхты переворачивались вверх дном и накрывали растерявшийся экипаж.
В предстоящих гонках предпочтение отдавалось «Спартаку». Марина хорошо запомнила эту огромную яхту с высоким парусом, обладавшую удивительно быстрым и легким ходом. Будущий экипаж «Спартака» уже пожинал лавры в словесных поединках. Только Щеголев упрямо крутил головой.
— Я за наградами не гонюсь, — басил он. — Но обставлю всех. При одном условии — если на «Драконе» не пойдет Каленый.
— Кто? — переспросила Марина.
Славка толкнул ее в бок:
— Да твой же… Ну, где ты живешь… Алексей.
Марина в замешательстве посмотрела на него.
Вечером, ложась спать, она спросила Алексея, откуда у него такое странное прозвище.
— В детстве было, — не сразу отозвался он. — Чтобы доказать храбрость, прижег руку железом. Глупо, конечно. Храбрость не доказал, а кличка осталась. Да теперь о ней мало кто помнит… А Петьку прозвали Фелюгой, потому что он не умеет плавать. Хотя «Фелюга» знаешь что такое? Корабль.
Гонки были назначены на двенадцать, но уже с утра набережная стала заполняться народом. Больше всех, как обычно, суетилась ребятня, точно им предстояло пройти двадцатикилометровую дистанцию. Участники соревнований трудились молча: налаживали паруса, меняли шпандыри, бегали с пристани на склад и обратно — искали вчерашний день. Погрузившись по горло в воду, счищали налипшие на борта яхт зеленые скользкие водоросли.
Ветер был свеж. Яхты качались и поскрипывали голыми мачтами. Видно было, как пришла «Комета» из Ростова; сбавила ход, плюхнулась в волны и развернулась против пристани. Народу прибавилось. Привлеченные ревом скутеров, носившихся взад-вперед, разноцветными флагами и музыкой люди плотно заполнили набережную перед Морским клубом.
Алексей появился около полудня. Легкая яхта, крейсировавшая вдоль берега, тотчас развернулась против ветра и подошла к пристани, ткнулась носом возле того места, где он стоял.
Мимо, переломив на плече свернутый парус, пробежал Петька Щеголев.
— А, Каленый! — услышала Марина его голос. — Поздненько пожаловал. Как говорится, лучше поздно…
Алексей небрежно махнул рукой, блеснул отраженный огонек часов.