Пляж на Эльтигене

Яхта врезалась метровым килем в морское дно и стояла прочно, выставив над водой спасительную мачту. Но Марина продрогла насквозь и не надеялась удержаться на ней до утра. Петька Щеголев погиб. Теперь очередь была за ними. Уверенность, что помощь подоспеет вовремя, несколько раз покидала их и потом возвращалась вновь, стоило лишь появиться любому спасительному признаку — то ветер упал, то волны показались тише, то пробилась луна сквозь бегущие облака… К полуночи, если об этом можно было судить по тонкому серебряному диску, над водой стал сгущаться туман. И это было самое страшное. Туман делал поиски безнадежными. Один раз обоим показалось, что вдали простучала моторка. И они принялись кричать, пока не убедились, что усилия напрасны. Скоро Марине стало казаться, будто моторки застучали кругом. Но это был сон. В забытьи она понимала, что это забытье. Мир утратил реальные черты. В один из таких моментов она побывала дома, увидела знакомую, обитую дерматином дверь, знакомый коридор; только в комнатах все пусто и странно, точно это была не их квартира и вообще не квартира, а одинокая башня среди бушующих волн, которые с жадностью подступали со всех сторон и казались живыми.

Потом стены раздвинулись, и перед ней бесшумно метнулась черная тень огромной яхты. И Марина закричала, забила ногами. Так ее кричащую и сняли с мачты. Рядом оказался Алексей. Потом приблизился Славка. На нем был китель широкий и длинный, почти до колен.

— Фелюга погиб, — сказал Славка.

Море у берега было усеяно движущимися огоньками.

— Вас искали все, — сказал Алексей. — Просто мы угадали самый точный маршрут.

Через несколько дней она уезжала по вызову родителей. На аэродром ее сопровождали старики. Полина Ивановна была огорчена, и Марина, как могла, старалась ее утешить. Она говорила себе, что рада предстоящему отъезду, что Алеша не поехал провожать ее из-за того, что не хотел, а вовсе не потому, что был действительно занят и не мог поменяться сменами. Говорила о том, что все кончено.

И все-таки ждала.

Алексей примчался на аэродром в последний момент, размахивая огромным букетом багряных гвоздик. Окружающие разом повернулись к нему. Он вручил букет Марине, неловко поцеловал и сказал с небрежным видом, не покидавшим его ни при каких обстоятельствах:

— Небольшой букетик, обошел все городские сады. А это на память!

Он выложил из коробки на ладонь сувенир: голубую яхту, вклеенную в кусочек черной пластмассы рядом с камнем, изображавшим скалу. Камень был настоящий.

Марина поспешно закрылась гвоздиками, чтобы не выдать слез. Мысль, с которой она успешно боролась с самого утра, внезапно пришла снова и утвердилась в ней. Она почувствовала, что уезжает напрасно, что поспешность эта никому не нужна и никому не понятна. И прежде всего ей самой. Ей вдруг страстно захотелось, чтобы рейс отменили, перенесли, чтобы можно было начать день заново и не повторить сделанных ошибок. Спрятав лицо в цветах, она ждала чуда…

Мимо, заглушая все звуки, проплыл, качаясь, бочкообразный самолет с провисшими на концах крыльями. Четыре сверкающих на солнце диска взревели в последний раз и смолкли. К самолету подкатили трап.

Объявили посадку.

2

В шестнадцать лет самые большие огорчения оттого и кажутся часто большими и страшными, что не значат ровно ничего. Воспоминания о «Веге», о блондинке, об Алеше быстро перестали мучить Марину. Памятное купание в ледяной воде прошло бесследно. Она не только не простудилась, не затемпературила, чего опасались родители, а, напротив, с той поры вовсе забыла о болезнях.

«…Поднялась и расцвела», — шутил отец.

Разлука с Алешей имела лишь тот результат, что она почувствовала себя старше сверстников; манера разговора стала сдержанной, слегка снисходительной, словно она объясняла одноклассникам вещи, давно известные ей самой. И распространился слух, что она влюблена.

Через год Алеша поздравил ее с днем рождения, Марина отозвалась письмом и велела адресовать ответы до востребования. Это была невидимая для других сторона ее жизни, с которой она ни за что не захотела бы расстаться. И вместе с тем сознавала, что это всего лишь память детства, забава, которая в конце концов исчерпает сама себя.

Подошло время, и Марина окончила школу с медалью, поступила в институт; все у нее складывалось хорошо, и она сознавала это. Но писала в Таганрог о своих сомнениях и разочарованиях: подруги рассеялись по свету, новая дружба завязывалась скоропалительно и столь же быстро распадалась; а хотелось чего-то прочного, надежного. Всякий раз находился повод взгрустнуть. Алеша, наоборот, присылал письма, полные бодрости и задора; видна была в них едва уловимая снисходительность и забота, как будто Марине не прибавилось лет и она должна была по команде вставать с постели и бежать на зарядку в сырой, неподвижный, затянутый туманом сад.