Пляж на Эльтигене

— Много шума, — сказал он. — Ни к чему.

Поленька энергично возразила, хотя в душе считала, что Павлик прав. Она знала, по какому случаю праздник. Еще до того, как появилась заметка в областной газете, половина улицы поговаривала, что Павлик отличился, получил премию за какую-то новую машину. Получил не он один, а человек десять, которые ее создавали, делали, доводили до ума. Фамилия Павлика была набрана мелкими буковками. И Поленька вздрогнула не оттого, что порадовалась за бывшего мужа или оценила по достоинству событие. Машину она видела на участке за изгородью: четыре палки поперек острых стрельчатых лап. Значит, не случайно они торчали там. Но Поленька много об этом не думала. Она вздрогнула потому, что увидела набранную мелкими буковками свою собственную фамилию.

Еще был Арсалан, но она несколько дней не могла прийти в себя от воспоминаний. И вот Арсалана нет, а к Павлику приезжают с поздравлениями, такой шум… Вообще он неплохо построил свою жизнь, мать оказалась права, руки у него были золотые. Хоть ничего, думала Поленька, никогда не давалось ему легко, а все он вытягивал своим горбом, как ломовик. И все же празднество, развернувшееся в несчастный для нее день, она считала чрезмерным. Но промолчала об этом. Глядя в глаза, в знакомое до мельчайших подробностей лицо, сказала с доверительностью, которая, знала, так ей шла:

— Ну что ты! Это прекрасно. Это событие для всей нашей улицы. Не разорили еще тебя праздники? Смотри береги себя, а то с одним тост, с другим тоже…

— А я ведь не пью, — сказал Павлик простодушно. — Сердце. Вчера вручили вот эти значки. Завтра банкет, но сегодня друзья, понимаешь.

Он отогнул лацкан пиджака, будто сам еще не видел маленькую желтую медальку.

— Много же у тебя друзей, — сказала Поленька, боясь, что он спросит про Арсалана, про семью, и не зная, что ответить.

Но мысли Павлика катились, видно, по другой колее, которая нигде не пересекалась с ее собственной.

— Работа такая, — ответил он с улыбкой на вопрос о друзьях. — Фрося устала.

— Ну, мне Фросю не жаль, — сказала Поленька. — Ради такого события…

Она была рада, что Павлик понял ее как надо, по-простому и засмеялся. И она, смеясь вместе с ним, отдохнула несколько мгновений.

Когда они расстались, ее охватило слепое отчаяние, и она подумала о бездне впустую промелькнувших лет. Вдобавок дома Надюшки не было. Ключ лежал на месте под половиком. Она опрометью вынеслась на веранду с тревогой за дочь, желанием отыскать, прижать, убедиться в ее безопасности. И увидела Надюшку, бегущую ей навстречу. Успела полюбоваться на девочку. «И в шесть лет хороша!» Раньше она придерживалась мнения, что дети забавны до трех лет, а потом вытягиваются, становятся голенастыми, Надюшка же очаровывала ее в любом возрасте. Она побежала навстречу дочке, захотелось расцеловать ее, выплакаться. Но Надюшка вытерпела только первый поцелуй, откинулась крепким тельцем, уперлась в маму ручонками, чтобы сказать самое важное, ради чего прибежала:

— Мам, я у Светы на день рождении.

— С которой вечно ссоритесь?

— Да. Но сегодня мы дружим!

— Кругом праздники, — сказала Поленька. — Сначала поешь.

— Нет!

Надюшка выкарабкалась из ее рук, как паучок, и уже стояла на дороге, сдерживая нетерпение, поставив обе ножки рядом, чтобы они сами не побежали.

— Надо поесть, — строго сказала Поленька.

По блестящим дочкиным глазенкам, по возбуждению, каким дышало лицо, Поленька видела, что Надюшкины мысли далеко, она не слышит или почти не слышит, о чем толкует мать, она умчалась мыслями на свой праздник, где детвора, подруги.

— Надо же придумать подарок, — сказала Поленька.

— Я уже подарила! — выпалила Надюшка.

— Что?

— Куклу Танечку.

— Но это же твоя любимая кукла.

— Мне папа другую купит! — крикнула она, убегая.

В синих сгустившихся сумерках появилась машина Арсалана. Поленька увидела ее через окно, оцепенела и одновременно обрадовалась, точно нашла наконец на ком выместить обиду. Она так и не успела переодеть платье, в котором была на суде. Взглянув в зеркало, хотела освежить быстро лицо, подкрасить, напудриться, это надо было сделать мгновенно, настолько смертельно усталым показался ей взгляд. Но дверь распахнулась, и мысли ее тотчас переключились.

— Добилась? — с порога прозвучал крик.

Нагнувшись, Поленька тщательно перестелила постель.

— Танцуешь от радости?

Поленька не ответила, взяла тряпку и смахнула пылинки с серванта, зеркала. В зеркале он наконец поймал ее взгляд.

— Дурака нашла? Да? — Арсалан выглядывал из окопчика усов, готовый броситься в атаку. — Ну ничего. Я все свое заберу.

Поленька промолчала. Арсалан принялся расхаживать по дому, поглаживая и похлопывая каждую попадавшуюся на пути вещь.

— Вот, — говорил он, — приемничек возьму. Куплен на мои кровные денежки. Диванчик возьму, зеркальце.

Вдруг Поленька сделала открытие. Ей показалось, что Арсалан до самого суда не верил, что их разведут. Теперь ошеломлен, потому и старается причинить боль посильнее. Она успокоилась. Арсалан забрал патефон и добрался до постели.

— Может быть, оставишь что-нибудь дочке? — спросила Поленька.