Пляж острых ощущений

— Ничего-то вы не смыслите в реанимации, — вздохнул Сазон, сел на корточки и пошуровал рукой во внутреннем кармане мальцевской джинсовой курточки.

— Прямой массаж сердца? — ехидно осведомился Бизон.

— Прямой массаж мозга, — поправил его Сазон, выуживая из джинсовых недр плоскую фляжку. Он ловко свинтил с нее крышку, понюхал с наслаждением содержимое, и… мечтательно отхлебнул.

— Дед, кто здесь в обмороке?! — возмутился Бизя и, отобрав у Сазона фляжку, приставил ее к губам Мальцева. Коньячного цвета жидкость пролилась немного на подбородок, но часть ее все же попала в рот Елизару.

— Может, ему уже ничто не поможет? — спросил задумчиво дед. — Пожилой он уже. Сердце не выдержало страшного потрясения.

Мальцев закашлялся, открыл голубые глаза и, уставившись на Бизона, задал гениальный вопрос:

— Ожил, бля?!!

— Ты кого имеешь в виду? Себя? — нагнулся над ним Сазон.

Елизар молча ткнул пальцем в Бизона.

— Если про него слово кому скажешь, в бетон закатаю, — ласково пообещал дед.

Мальцев сел, помотал головой и, сделав недоуменную мину, сказал:

— А это и не он вовсе! Совсем не похож.

— Вот и ладненько, — потер ладони Сазон. — Пойдемте на кухню, чаю хлебнем за знакомство!

Мы уже почти расходились, когда на пороге кухни появилась Юлиана Ульянова. Она возникла в дверном проеме и посмотрела на нас, как хозяйка на мышиную свору, оккупировавшую ее образцовую кухню. Ульянова была при полном параде — желтое платье с голой спиной, затейливо навороченная прическа (как только справилась без помощи парикмахера?), и грим, на который и профессионалу понадобилось бы полдня.

— О, бля!! — хлопнул себя по коленкам Мальцев.

— Вот так фря! — восхитился Сазон и гоголем обошел Юлиану, прощупывая ее глазами с головы до ног. — И главное — откуда?!! Сынку, у тебя гарем? — Он звонко хлопнул Юлиану по заднице. Звезда попятилась.

— Кто вы такие? И что себе позволяете? — попыталась возмутиться она.

— Это я-то кто такой?!! — заорал дед, забыв про хороший слух. — Кто я такой?! Да я самый богатый на всем побережье чувак! Если я скажу, сколько у меня на счетах, ты, фря, первой прыгнешь ко мне в постель!

— Я тоже человек небедный и, кстати, абсолютно свободный! — воскликнул Мальцев, поспешно стягивая с носа очки.

Это было невероятно, но Ульянова вдруг посмотрела на них с нескрываемым интересом, будто серые мыши на ее образцовой кухне снесли золотые яйца.

— Угостите чаем? — светским тоном спросила она непонятно кого.

— Нальем, — кивнул ей Сазон. — А чего нет-то? Такого говна не жалко! — Он вытащил из холодильника непочатую банку химического чая и поставил ее на барную стойку. — Пей, коли охота!

Юлиана ловко откупорила банку и присосалась к ней с жадностью пустынного странника.

— Эй, мадам, вы же не пьете консервированные напитки! — напомнила я ей ее звездные заповеди.

— А я и не пью, — ответила Юлиана, облизнув губы. Вероятно, это был акт некого совращения присутствующих тут мужчин, и мне стало тошно.

Бизя, пользуясь замешательством, возникшим при появлении Юлианы, улизнул на второй этаж.

Мне нужно было торопиться — впереди предстояло множество важных дел.

— Господа, про эту даму тоже лучше молчать! — обратилась я к дедам и добавила: — А то в бетон закатаю.

— Где дама? — забегал хитрыми глазками Мальцев.

— Какая такая дамба? — прикинулся глухим дед.

А может, у него снова сели батарейки.

* * *

Время шло, Эрота все не было, и я занервничала. Может, молоточник успел уже и его… грохнуть?!

Я вытащила из сумки свой новый сотовый, и набрала номер приемной Чувилина, который мне утром сообщила Анна. В результате короткого разговора с секретаршей, я выяснила, что Эрот Васильевич Чувилин уехал сегодня днем из страны по срочным делам. Она так и сказала: «Из страны, по срочным делам». На мои попытки уточнить — куда, твердила, как заведенная: «Из страны, по срочным делам».

Я бросила мобильник в сумку, подошла к стойке и, распихав подростков, заказала себе сто пятьдесят текилы. Опрокинув в себя текилу, я принялась слизывать соленый ободок по краю фужера.

То, что сделал Чувилин, смахивало на бегство. Вернее даже, не смахивало, а бегством и было — поспешным, паническим, плохо скрываемым улепетыванием.

Утром я позвонила ему и сказала, что нам нужно встретиться по важному делу. Он усмехнулся и заявил, что никаких таких дел с особой по фамилии Тягнибеда иметь не желает. Поняв, что встречи можно добиться, только раскрыв кое-какие карты, я сообщила ему, что дело это касается одной тесной компании из шести человек. Я перечислила ему все известные мне фамилии, последней упомянув Серикову. Потом я сообщила ему, что некоторые из этой компании уже на том свете, а остальные — на пути туда. И нам нужно обязательно встретиться и поговорить. Иначе он рискует стать номером пять. Или шесть. Уж как там считает преступник, мне неведомо.

На том конце провода повисло тягостное молчание. Я даже как будто видела, как неведомый мне Эрот Васильевич тянется за сигаретой и закуривает. И его бледные, холеные, магнатские пальцы немного трясутся.

Дрогнувший голос мне сообщил:

— Хорошо, сегодня в шесть, в баре «Пропеллер».