— Такого не бывает, — не согласилась Руфь.
— Очень плохо. А должно бы.
— Джек, муж хочет поговорить с тобой, — просительно улыбнулась Руфь.
— О чем?
— Он мне не сказал.
В тот вечер, после того как Ли с Джорджем вернулись с фестиваля Сполето, мы ужинали с Фоксами. Поскольку Ли очень устала, я разрешил ей переночевать у дедушки с бабушкой и пообещал заехать за ней утром. Пока я рассказывал ей очередную историю, она уснула в кровати Шайлы в окружении плюшевых медвежат, которых когда-то так любила ее мать. Я нежно поцеловал дочку в щеку и представил себе свою ярость и отчаяние, если бы в дом ворвались солдаты, способные убить ребенка. Снизу доносились негромкие звуки симфонии № 41 Моцарта, и именно это заставило меня искать общества Джорджа Фокса.
В музыкальной комнате на первом этаже Джордж Фокс слушал музыку, пил коньяк и о чем-то думал. Даже находясь в собственном доме, сидя на собственном диване, Джордж напоминал затравленного падшего ангела. Когда я подошел к нему, он подпрыгнул от неожиданности, и только тогда я понял, что любой посторонний человек казался Джорджу переодетым эсэсовцем. Мне хотелось сказать тестю что-то очень хорошее, отвлекающее, но на ум ничего не приходило.
— Ты какой-то бледный, Джек, — наконец нарушил молчание Джордж. — Выпей-ка со мной коньяку.
— Руфь потеряла всю свою семью. Я всегда это знал. Но оказывается, я не знал ничего.
— История, которую ты только что выслушал… — начал Джордж, глядя мне прямо в глаза. — Руфь винит себя в смерти Шайлы. Но я с ней не согласен.
— Почему? — удивился я.
— Потому что я считаю, что Шайлу убило то, что случилось в Европе со мной. А я еще никогда и никому не рассказывал всю историю целиком. Никто не слышал о том, что случилось, так как я думаю, что у того, кто услышит об этом, навсегда пропадет сон. Но знаешь, что я понял, Джек? Я понял, что убивает человека именно нерассказанная история. Думаю, Шайла умерла не из-за того, что рассказала ей Руфь, а из-за того, что не рассказал ей я. Я думал, что молчание — лучший выход для меня и лучшая линия поведения. Я не предполагал, что моя ненависть, горечь и стыд просочатся наружу и отравят все, что я любил.
— Темнота… — произнес я. — Вот с чем ассоциируется у меня ваше имя.
— Джек, могу я рассказать тебе о том, что случилось со мной? — спросил Джордж Фокс, устремив глаза вдаль, на реку и звезды. — Захочешь ли ты меня слушать? Только не сегодня. Как-нибудь на днях.
— Нет, не думаю, что мне нужно это слушать, — ответил я. — С меня хватило рассказа Руфи.
— Есть причина, по которой мне хотелось бы все тебе рассказать, — отозвался он. — Мы никогда не любили друг друга, Джек. И даже не старались это скрыть. Так?
— Да, — согласился я.
— Но ты воспитываешь Ли как еврейку. Это меня удивило.
— Я выполняю обещание, данное Шайле.
— Но Шайла мертва, — возразил Джордж.
— Для меня она достаточно жива, чтобы я сдержал свое обещание.
— Хочешь коньяку?
— Да, — кивнул я и сел, оказавшись лицом к лицу со своим старым врагом.
— Ты вернешься, чтобы выслушать мою историю? — спросил Джордж и произнес слово, которое я дотоле ни разу от него не слышал: — Пожалуйста.
Глава тридцать первая
Я хотел посмотреть, как наши низины действуют на воображение Ли. Поскольку все здесь было для моей дочери в новинку, мне было даже интересно, окажут ли наши низины такое же магическое воздействие на нее, как когда-то на меня. Я, конечно, не думал, что места эти способны перекроить на свой лад характер девочки, привыкшей к суматохе и пестрой толчее Рима, и все же недооценил вкрадчивого очарования Уотерфорда, притягательной силы спартины, азалии, стиракса и багрянника. Город брал в плен, и уже нечего было ждать ни амнистии, ни условно-досрочного освобождения. Я видел, как Уотерфорд осторожно, кончиками пальцев, подбирается к Ли, и только надеялся, что он тихонько положит их на ее сердце, а не схватит за горло.
Но именно остров Орион решил участь Ли.