Пляжное чтение

А потом он спускался по пожарной лестнице к курящим брату и сестре и спрашивал, можно ли ему пройти через магазин по «черной» внутренней лестнице, получал на это ответ «Конечно, чувак» и через минуту появлялся позади меня со свежим пивом в руке.

Иногда я скучала по кухне своего старого дома, по той раскрашенной вручную бело-голубой плитке. Но в последние несколько недель, когда лето только начиналось, я слышала шум и смех семьи из шести человек, которая жила в нем, и мне казалось, что они ценят этот дом так же, как и я. Может быть, когда-нибудь один из четверых детей опишет эти виды своим собственным детям, как воспоминание, которое смогло сохраниться ярким, в то время как все остальное стало расплывчатым и серым.

– Сегодня хороший день, – согласилась я. Завтра годовщина того дня, когда Наоми покинула Гаса, а также ночь его тридцатитрехлетия. Да и он наконец сказал Маркхэм, что предпочел бы не устраивать ту большую вечеринку.

– Я просто хочу посидеть на пляже и почитать, – сказал он. Именно таков был наш план на последние две недели работы над книгами. В конце концов мы обменивались последними книгами и читали их, сидя на улице.

Я была, конечно, удивлена, что он предложил это своему адвокату и подруге. Хотя мы оба любили этот вид отдыха, за последний год я убедилась, что Август не лжет о том, как мало времени он проводит на пляже. Он считал, что днем здесь слишком людно, а ночью – слишком холодно, чтобы купаться. Так что мы провели там гораздо больше времени в январе и феврале, гуляя по замерзшей глади, протягивая друг другу руки, когда стояли в свете заходящего солнца и наслаждались ветерком, который колыхал наши куртки.

Озеро замерзало основательно, и мы могли даже пройти по нему мимо маяка, в который однажды въехал мой отец на своем трехколесном велосипеде. И более того, снега наваливало столько, что мы могли подняться до самой вершины маяка. Мы влезали на нее, как будто она была частью какой-то потерянной цивилизации под нами. Рука Гаса обвилась вокруг моей шеи, когда он напевал: «Сейчас июнь в январе, потому что я влюблен».

Мне пришлось купить пуховое пальто. Такое больше похожее на спальный мешок с рукавами. Капюшон с меховой подкладкой и меховым воротником, а ниже набитый пухом мешок до самых лодыжек из мембранной ткани. И все же мне иногда приходилось поддевать под него толстовку и футболку с длинными рукавами.

Но солнце в те зимние дни было ослепительно ярким, отражалось от каждого хрустального края льда острее, чем даже это показалось мне в первый день. Как будто мы были на другой планете – только Гас и я, ближе к нашей звезде, чем все остальные. Наши лица так немели от холода, что мы не чувствовали их. А когда мы возвращались в дом, наши пальцы становились фиолетовыми (перчатки почти не помогали), а щеки пылали огнем. Тогда мы включали газовый камин и падали на диван, дрожа и не переставая болтать при этом. Мы так мерзли, но речи не было, чтобы сразу раздеться и свернуться под одеялами калачиками.

– Январь, январь, – напевал Гас, стуча зубами от холода. – Даже если не будет снежинок, у нас будет Январь круглый год.

Раньше я никогда не любила зиму, но теперь все поняла. Сидеть на одеяле на песке весь вечер было приятно, и мы делили эти сверкающие волны с тремя дюжинами других людей. Это была совсем другая красота – слышать крики и визги, поднимающиеся в краткие моменты между грохотом воды о берег. Это было больше похоже на те ночи, когда я сидела на заднем дворе у родителей, слушая, как соседские дети гоняются за светлячками. Я была рада, что Гас решил окунуться в романтику.

Мы почитали пару часов, а потом в темноте побрели домой. В ту ночь я спала у него дома, а когда проснулась, он уже встал и из кухни доносилось журчание чайника.

В тот же день мы вернулись на пляж и снова сели рядом, читая книги друг друга. Мне было интересно, что он подумает об окончании моей книги, ощутит ли он его слишком надуманным или вообще будет разочарован, что я не посвятила себя «несчастливым концовкам».

Но его книга оказалась короче, и я закончила ее первой – причем с таким взрывом смеха, что Гас испуганно оторвал взгляд от страницы.

– Что? – спросил он.

Я отрицательно покачала головой:

– Я расскажу тебе потом, когда ты закончишь читать.

Я лежала на песке и смотрела в лиловое вечернее небо. Солнце начало садиться, и мы уже давно не ели. В животе у меня урчало, и я подавила еще один смешок.

Новая книга Гаса, получившая рабочее название «Чаша уже разбита», не имела ничего общего с романтической комедией, хотя в ней и была сильная романтическая нить, мастерски вплетенная в сюжет. Ее концовка хоть и не была хеппи-эндом, оказалась все же чрезвычайно близка к этому.

Главный герой его романа, Трэвис, покинул секту со всеми необходимыми доказательствами и даже уговорил Дорис уехать с ним. Они были счастливы, чрезвычайно счастливы, но не более чем за одну-две страницы. «Метеорит конца света», предсказанный пророком, все же упал на Землю.