Пляжное чтение

Я всегда немного нервничала, когда отправлялась в такие места, как это. Ведь это был совсем незнакомый мне район. Но Гас, казалось, чувствовал себя непринужденно, и почти никто не поднял взгляда от своего пива или бильярдных столов, когда мы вошли внутрь. Это было царство камуфляжных шляп, безрукавок и курток от Кархарт[28]. Я была очень благодарна Гасу за то, что он посоветовал мне переодеться.

– С кем мы встречаемся? – спросила я, держась поближе к нему, пока он осматривал толпу.

Он кивнул подбородком в сторону одинокой женщины, сидевшей на высоком стуле у задней стены бара. Грейс, как звали ту женщину, было уже за пятьдесят, у нее были округлые плечи человека, который провел много времени за сидячей работой. И это действительно было так. Она была водителем грузовика, у нее четыре сына, учащихся в средней школе, и совсем нет мужчины, на которого она могла бы опереться.

– Не то чтобы это имело значение, – сказала она, делая глоток своего «Хайнекена». – Мы здесь не для того, чтобы говорить об этом. Вы ведь хотите знать о Хоуп?

Хоуп – это ее сестра. Хоуп и Грейс – близнецы из Северного Мичигана, а не с Верхнего полуострова, как она говорила нам ранее.

– Мы хотим поговорить о том, что вы считаете важным, – сказал Гас.

Она хотела быть уверенной, что это не для новостей. Гас покачал головой:

– Это для романа. Ни один из персонажей не будет иметь ваших имен или выглядеть как вы, словом, быть вами. И описанный культ не будет тем же самым культом, как у вас. То, что вы расскажете, поможет нам понять характеры персонажей. Что заставляет кого-то вступить в секту? Когда вы впервые заметили, что с Хоуп что-то не так? Что-то в этом роде.

Она посмотрела на дверь, потом снова на нас, и на ее лице отразилась неуверенность. Я почувствовала себя виноватой, поскольку знала, что она пришла сюда по собственной воле. Но не так-то просто отдать паре странных незнакомцев сор из своей избы.

– Вы не обязаны нам что-либо рассказывать, – выпалила я, чувствуя, как взгляд Гаса пронзает меня насквозь. Но я не сводила глаз с Грейс, ее водянистых глаз и слегка приоткрытых губ. – Я знаю, что разговоры об этом ничего не изменят, но и не говорить об этом тоже нельзя. Если вам нужно что-то сказать, то говорите. Даже если это просто ваша любимая черта в ней, вы можете сказать об этом.

Ее глаза заострились, превратившись в сапфировые осколки, а губы сжались. На секунду она застыла неподвижно и мрачно, как Мадонна со Среднего Запада в каменной Пиете[29]. Можно было представить себе, что она лелеет какое-то священное воспоминание, но этого нельзя было увидеть.

– Ее смех, – произнесла она наконец. – Она фыркала, когда смеялась.

Уголок моего рта медленно приподнялся, но новая тяжесть легла на мою грудь.

– Мне нравится, когда люди так делают, – призналась я. – Так делает моя лучшая подруга. Мне всегда кажется, что она тонет в этот момент. Только тонет в чем-то хорошем, понимаете?

На тонких губах Грейс появилась мягкая, едва заметная улыбка.

– Хорошее определение, верное, – согласилась она тихо.

Затем ее улыбка печально дрогнула, и она почесала загорелый подбородок. Ее покатые плечи приподнялись, когда она положила руки на стол. Грейс прокашлялась.

– Не я приложила к этому руку, – хрипло сказала она. – Все было как обычно. Это то, что вы хотели узнать? – Ее глаза заблестели, и она покачала головой. – Я действительно понятия не имела до последнего момента, пока она не ушла.

Гас склонил голову набок:

– Как такое возможно?

– А так! – ответила она.

Слезы навернулись ей на глаза, когда она пожала плечами:

– Она и уходя смеялась.

* * *

Большую часть пути домой мы молчали. Окна были подняты, радио выключено, взгляд прикован к дороге. Гас, как мне показалось, мысленно перебирал информацию, полученную от Грейс.

Я была погружена в мысли о своем отце. Я уже видела, что буду избегать вопросов о нем, пока не достигну возраста Грейс. Наверное, до тех пор, пока не «уйдут» Соня и моя мама и не останется никого, кто мог бы дать мне ответы, даже если бы я захотела их получить.

Но я не была готова провести всю свою жизнь, избегая думать о человеке, который вырастил меня, и чувствуя тошноту всякий раз, вспоминая о конверте в коробке на холодильнике.

Я также устала от боли в грудной клетке – незримого груза, давящего на ключицы, и беспокойного пота, который проступал всякий раз, когда мне доводилось слишком долго размышлять над своей правдой.

Когда воспоминания нахлынули на меня, я закрыла глаза и вжалась в подголовник. Попыталась бороться с этими мыслями, но сегодня слишком устала для этого. А тут и вязаная шаль, и мамино лицо, и ключ в моей ладони.

Боже, как мне не хотелось возвращаться в этот дом! Машина резко остановилась, и я открыла глаза.

– Извини, – пробормотал Гас. Это он ударил по тормозам, чтобы не врезаться в трактор у четырехполосной стоп-линии. – Не обращай внимания.

– Заблудился в своих мыслях? – поддразнила я его, но он даже если услышал, то не подал виду. Более живой уголок его рта был решительно опущен вниз.

– Ты в порядке? – спросил Гас.

– Да.

Он замолчал еще на секунду.