От его взгляда меня обдало жаром, а когда он наконец повернулся к бару, холод болезненно вернулся на место.
– Пошли, – предложил он. – Давай выпьем кофе.
* * *
«Мечтать осторожно». Осторожность всегда была чем-то таким, чего у меня было мало, когда дело касалось Гаса Эверетта.
И как пример – мое похмелье на следующее утро.
Я проснулась от сообщения от него. Там было написано только «Ой».
Глава 18
Бывшая
Теперь больше не было ночей, когда мы стояли на разных верандах. В воскресенье Гас пришел ко мне домой с таким видом, как будто только что провалился в мусоропровод и тот исторг его наружу. А я чувствовала себя так же плохо, как выглядел Гас.
Мы разложили шезлонги на веранде и лежали там с пакетами льда на головах, потягивая принесенные Гасом бутылки «Гаторейда»[47]
.– А ты сегодня что-нибудь писала? – спросил Гас.
– Всякий раз, когда я только думаю об этом, меня уже тошнит.
Гас рядом со мной вежливо кашлянул:
– От одной мысли?
– Сожалею, – ответила я.
– Может, закажем пиццу? – спросил Гас.
– Ты что, шутишь? Ты почти…
– Яна, – ответил Гас. – Не произноси этого слова. Просто ответь на вопрос.
– Конечно, нам следует это делать.
К понедельнику мы почти пришли в себя. По крайней мере, вполне достаточно для того, чтобы начать работать за своими собственными столами в дневное время (итогом стали почти две тысячи слов к вечеру). Примерно в 13:40 Гас поднял свою первую записку за день: «Я писал тебе».
«Помню», – написала я в ответ и еще: «Это исторический момент в нашей дружбе».
«Нет, – ответил он. – Я писал тебе минуту назад».
Свой телефон я оставила заряжаться у кровати. Не сразу вспомнив об этом, я подняла указательный палец и поспешила за телефоном. В тексте сообщения говорилось только: «Ты знаешь, как приготовить “Маргариту”?».
«Гас, – набрала я в ответ. – Тут можно написать меньше слов, чем даже в записках, которые ты пишешь мне».
Он ответил немедленно: «Я хотел сделать официальный запрос. Написание заметок – это слишком непринужденная форма общения».
«Я не знаю, как приготовить “Маргариту”, – написала я ему. – Но я знаю кое-кого, кто знает».
«Хосе Куэрво»[48]
? – спросил он.Я раздвинула жалюзи и, высунувшись в окно, прокричала в сторону задней части дома, где было окно кухни:
– Погугли.
Мой телефон зажужжал: «Приходи». Я постаралась не обращать внимания на тот эффект, который эти слова произвели на меня, – на дрожь во всем теле и жар.
Я отвернулась от компьютера и пошла к Гасу босиком. Он встретил меня на веранде, прислонившись к дверному косяку.
– Ты когда-нибудь стоишь прямо? – спросила я.
– Нет, поскольку это едва ли может помочь, – ответил он и повел меня на кухню.
Я села на высокий табурет у барной стойки, а он вытаскивал лаймы, а потом пошел в гостиную за шейкером, текилой и ликером.
– Пожалуйста, не утруждайся помощью, – поддразнил он.
– Не волнуйся. Я никогда и не подумала бы делать это.
Когда он закончил готовить напитки, мы вышли на веранду и работали до тех пор, пока последние солнечные лучи не исчезли в глубокой мичиганской синеве неба, а звезды одна за другой не пронзили в ней дырки. Когда в животах у нас заурчало, я вернулась домой за остатками пиццы, и мы съели ее холодной, вытянув ноги и положив их на перила веранды.
– Смотри, – сказал Гас, указывая на темно-синее небо, где на фоне звезд пробивались две серебристые полосы света. При этом лицо Гаса сделалось таким, что внутри у меня все затрепетало. Мне нравилось видеть его уязвимым и возбужденным. Так бывало только тогда, когда он впервые видел что-то, что заставляло его чувствовать, прежде чем он успевал скрыть это.
«Иногда он и на меня так смотрит».
Я перевела взгляд на падающие звезды.
– И правда, – произнесла я.
Гас издал некое подобие смешка.
– Это в сущности мы. Мы тоже сгораем и исчезаем с небосвода.
Он посмотрел на меня пылким взглядом, который разрушил все мое самообладание, которое я так долго восстанавливала. Мой взгляд скользнул вниз по Гасу, и я попыталась что-то сказать.
– А что это за большая черная клякса? – спросила я, наклоняя подбородок к обновленной татуировке Гаса на его бицепсе, где кожа была немного бледнее. Во всех остальных местах она была оливковой.
Он выглядел смущенным, пока не проследил за моим взглядом.
– Да. Раньше тут было нечто другое.
– Лента Мебиуса. Я знаю, – сказала я, ругая себя за поспешность.
Его глаза впились в мои на несколько пугающих секунд, пока он решал, что сказать.
– Мы с Наоми сделали это каждый себе.
Ее имя повисло в воздухе, как остаточное изображение удара молнии.
– Сразу после свадьбы, – добавил он.
– А-а, – тупо протянула я.
Мои щеки стали еще горячее и даже начали чесаться. У меня был дар поднимать такие темы, о которых ему было неинтересно говорить.
– Сожалею, – заверила я.
Он покачал головой, но его глаза сохранили свой острый фокус.