Пляжный ресторанчик

Эрику было не до подробностей церемонии. По правде говоря, мне показалось, что он вообще ни разу не взглянул на жениха с невестой. Его взгляд был неотрывно устремлен на голубую шляпку на голове той самой пожилой дамы, которая с полным правом обходилась с ним, как с нашкодившим мальчишкой. Эрик, видимо, решил, что если долго и упорно смотреть ей в затылок, то рано или поздно она обернется. Но этого так и не произошло. По окончании церемонии бракосочетания миссис Эльспет Нордофф прошествовала по террасе вслед за молодыми, прикрываясь от Эрика своим спутником, как щитом. Она так и не взглянула в сторону сына, как он ни гипнотизировал ее.

Эрик уже собрался уходить.

— Все напрасно, — сказал он. — Дурацкая была затея.

Я попробовала его успокоить:

— Она оттает на приеме.

Вместе с остальными гостями мы прошли на террасу, туда, где подавали шампанское. С нами никто не заговорил, хотя несколько раз я замечала многозначительные взгляды. Бобби в какой-то момент улыбнулась Эрику безнадежной улыбкой, но в ней читалось: «И ты с ними заодно». Бобби стояла на почтительном расстоянии от мужа; правильнее было бы сказать, что отступи она еще хоть на шаг от него, и сплетен о скором разводе было бы уже не избежать.

Во время ужина мы с Эриком оказались за одним столом с коллегами Грега и Бобби, юристами. Один сел справа от меня, и мы немного поговорили. Ему хотелось знать, правда ли, что в Англии адвокатов называют «проститутками». Эрик же не утруждал себя беседой с соседкой слева. Вскоре юристы зацепились языками — у них было много профессиональных тем для обсуждения. Мы с Эриком оказались предоставлены сами себе.

После того как гости произнесли поздравительные речи, музыканты заиграли джаз. Жених с невестой подошли друг к другу и изобразили некое подобие вальса под звуки песни «Да не покинет нас любовь». Жених танцевал так, что отдавил невесте обе ноги, но, похоже, это не доставило ей особых неудобств: Бобби была в стельку пьяна. Шампанское в немалом количестве наложилось на сильный стресс, который ее семейка, как я предполагала, обеспечила невесте по полной программе.

Свидетели и свидетельницы быстренько последовали их примеру и тоже пошли танцевать. В своих апельсиново-желтых платьях, в диадемах, которые делали «Питера Блю» Мэри просто скромным украшением, подружки невесты были скорее похожи на гигантские воздушные шары, которые то пытаются взлететь, то снова с размаху бьются оземь. Танцплощадка вскоре стала напоминать площадку для игры в «нокаут». Было непонятно, пытаются юноши держаться рядом с девушками или все же им больше хочется избежать столкновения? Не помните, сколько там в этой игре получаешь очков за то, что столкнешь противника на землю или перекинешь через стол?

— Может, и нам надо потанцевать? — спросила я Эрика, когда юристы оставили нас за столиком одних, оживив танцы исполнением того, что они называли твистом.

— Я не танцую, — сказал Эрик. — А ты иди, если хочешь.

— Ну и как ты себе это представляешь? — спросила я. — Что я вот так просто выйду и закружусь одна, без партнера?

Эрик никак себе это не представлял, ему было плевать. Он мрачно смотрел в сторону матери, которая по-прежнему сидела на другом конце в окружении бабы-яги Кэтрин и других ведьм-кузин. Эрик говорил, у их семьи имеются норвежские корни. Охотно верю — его кузины были сущими троллями.

— Твоя кузина Хелена специально попросила пластического хирурга сделать ей нос, как у Майкла Джексона? — поинтересовалась я с улыбкой, надеясь подбодрить Эрика.

Он не слушал меня.

— Она ни слова мне не сказала.

Видимо, он мог говорить только о матери.

— Ей надо пообщаться со столькими людьми, — попробовала я оправдать ее.

— Мама меня ненавидит, — упорно повторил Эрик.

— Нет, ты не прав.

— Значит, она возненавидела тебя.

— Меня? — возмутилась я. — Меня-то за что? Что я ей сделала?

— Я думал, ты ей понравишься. Особенно то, что ты англичанка. Она без ума от вашей королевы.

— Может, тебе надо было сказать, что я — ее родственница, голубых кровей? — с сарказмом спросила я.

Эрик как-то странно то ли хмыкнул, то ли шмыгнул носом. Надеюсь, он не собирается плакать? О господи…

— А что ты проиграешь Эду, если нас не пригласят на День благодарения? — спросила я.

— Пикассо, только и всего.

— Что? Этого мерзкого павлина? Так стоит ли переживать?

— Не павлина, — вздохнул Эрик. — Набросок к «Гернике», тот, что висит у меня в ванной.

— У тебя в ванной висит настоящий Пикассо?

— Временно, пока я не решу, что делать со стенами в кабинете.

Мы говорили на разных языках.

— Послушай, ну и отдай ты ему Пикассо! Отыграешь его обратно как-нибудь в другой раз, когда вы снова поспорите, а?

— Да плевать я хотел на Пикассо, — сказал Эрик. — Мне и на машину, честно говоря, плевать. Но я не вынесу, если мама так и не заговорит со мной! Я думал, если она увидит меня… особенно, если она увидит меня здесь, с тобой…

Что мне было сказать? «Эрик, твоя мать не хочет принимать тебя таким, каков ты есть. Она плохой человек. Забудь, что она тебя родила и продолжай жить дальше и двигаться вперед»?