Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

Постепенно-постепенно за нарочитой маской уличной девки начинает открываться трагическая героиня, прекрасная в своем дуэнде. И уже трудно разобрать – где здесь Кармен, а где сама Плисецкая, никогда, кажется, не боявшаяся бросить вызов судьям, смотревшим на то, как она живет на арене – сцене. Судившим не только ее творчество, но и ее саму. Отступать, склонять голову – нет, это не про нее. Бросать вызов – да, вот это по-Плисецки. Поэтому главное в ее Кармен – дерзость. Кармен дерзнула бросить вызов устоям, позволила себе жить по собственным правилам, Майя – тоже. «Что такое Плисецкая? – писал, кажется, ошеломленный Львов-Анохин. – Изумительный прыжок, совершенство классических линий, широкая амплитуда танца… Ничего этого нет в партии Кармен. Короткие, отрывистые, отчаянно озорные, словно хрипловато-гортанные реплики, пластические вульгаризмы, насмешливо-грубоватое заигрывание – все эти незамысловатые движения бедром, иронически-бесстыдные подталкивания, касания, резкие батманы, неожиданно “обрушивающие” ногу на плечо Хозе». Чувственность, эротизм – то, чего как будто не существовало в Советском Союзе. Вернее, то, о чем нельзя было говорить вслух и тем более нельзя было показывать. Но Плисецкая никогда не стеснялась ни своей чувственности, ни эротизма, ни своей сексуальности. И вот наконец-то нашла Алонсо, у которого в горячей кубинской крови были и чувственность, и эротика, и не было (ну, почти) страха.