Плисецкая. Стихия по имени Майя. Портрет на фоне эпохи

– Должен сказать, что у этого даже не Злого Гения, а Черного принца был такой интересный монолог во втором акте, перед «белым» актом: он как бы завораживал Принца и через танец их двойного монолога приводил его на озеро, и там уже начиналась вся «белая» картина, – вспоминает Борис Акимов – Черный принц. – Очень интересным был третий акт, когда появлялась Одетта-Одиллия. Я танцевал с Майей Михайловной Плисецкой, которая была первой исполнительницей партии Одетты-Одиллии (в этой версии спектакля. – И. П.). Но наиболее активным по танцу у Черного принца был последний, четвертый акт. Там было очень много танцевальных кусочков, Ротбарт очень много прыгал, и потом уже шло его столкновение с Принцем. У них было множество пролетов по диагонали, различные жете, потом уже подключалась к ним и Одетта. Это был очень трудный по насыщенности, и технической, и физической, четвертый акт, в конце которого погибали все.

Министерству культуры эта версия Григоровича про то, что в каждой душе, кроме белого, есть и черное, а добро не обязательно побеждает, не понравилась.

– Были пожелания как-то все доработать, изменить не устраивающие их моменты и, конечно, сделать конец оптимистичным. Светлые силы, по их мнению, должны были торжествовать безусловно, – рассказывает Борис Акимов. – Они наложили вето. А в театре сами артисты очень жалели, потому что это была очень необычная концепция. Ведь «Лебединое» – это был такой сверхтрадиционный спектакль, и вдруг в версии Григоровича между героями появилась динамика, затанцевал Злой Гений. По сравнению с тем пантомимным, ходячим, сверхреалистичным персонажем, который был в старой версии и у которого в конце отрывали крылья, – это был необыкновенный подход.

Когда время изменилось, и, казалось, можно было вернуться к черно-белой версии Принца, выяснилось, что и сам Юрий Григорович, и артисты хореографию… забыли:

– Ведь не отсняли мы в тот момент ничего, никто же не мог предугадать, что такое случится. Мы старались вспомнить, но, к сожалению, так и не смогли, – печалится Борис Акимов.

Кстати, у Джона Ноймайера в «Лебедином озере» есть свой Черный человек.

А еще «Лебединое озеро», даром что сказка, – балет политический, хотя ни Чайковский, ни Петипа с Ивановым его таким не задумывали. Но так сложилось (в СССР, в других странах подобного нет), что именно «Лебединым» (и чаще всего именно с Плисецкой) «угощали» лидеров зарубежных стран во время их визитов в Советский Союз. В 1950 году на таком спектакле был «Великий кормчий» – Председатель КНР Мао Цзэдун. В «новом Китае» (так китайцы называют государство, образованное коммунистами 1 октября 1949 года) классический балет создавали специалисты из СССР, одним из которых был Павел Гусев. Во время визита Мао должны были давать балет «Красный мак», но не учли, что после «опиумных войн» у китайцев (тем более революционных) мак, даже красный, ассоциируется с наркотиками, а наркотики – с фактической утратой суверенитета над частью страны. Поэтому 13 февраля 1950 года вместо «Красного мака» на сцене Большого шло «Лебединое озеро». Мао прислал на сцену корзину белых гвоздик.

Во время оттепели лидеры зарубежных стран зачастили и в Москву, и в Большой. С гостями в ложе почти всегда был Первый секретарь ЦК КПСС Никита Хрущев, который, в отличие от Сталина, любившего оперу и балет вполне искренне, от искусства был далек. Как-то на приеме в сердцах пожаловался Плисецкой: «Как подумаю, что вечером опять “Лебединое” смотреть, аж тошнота к горлу подкатывает. Балет замечательный, но сколько же можно. Ночью потом белые пачки вперемешку с танками снятся…» Танки были важнее.

В 1982 году, когда было объявлено о смерти Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева, вместо трансляции хоккейного матча «Спартак» – «Динамо» (Рига) по телевизору показывали «Лебединое озеро». В августе 1991 года, в день, когда ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению) попытался сместить Генерального секретаря ЦК КПСС Михаила Горбачева и взять власть в свои руки, целый день показывали «Лебединое».