Он встал, отряхнул по привычке свои брюки и попросил перезвонить ему, если я узнаю что-то новое.
— И никому ни слова.
— Херб пару раз заглянул сюда, — сказал я. — По-моему, он решил, что ты меня увольняешь.
— Неплохая мысль. Если он спросит тебя напрямую…
— Совру ему.
— Правильно.
— Всегда приятно соврать Хербу Портеру.
Он остановился у двери, собираясь что-то сказать, но в этот момент в комнату зашел, толкая перед собой корзину с отклоненными рукописями, Риддли, ответственный за почтовые отправления.
— Ты здеся пачти всё утра, мист Адлер. Сабираишся увалнят миста Кентана?
— Убирайся отсюда, Риддли, — сказал Роджер, — и если не перестанешь позорить свою расу этим отвратительным говорком, я уволю
— Слюшаюс! — ответил Риддли и покатил корзину дальше. — Ужо ушол, ужо ушол!
Роджер взглянул на меня и в отчаянии закатил глаза.
— Как только — так сразу, — повторил он и вышел из моего кабинета.
Начальник полиции Иверсон перезвонил мне под вечер. Их человек установил, что Детвейлер работает в цветочном доме, который представляет собой аккуратное длинное здание на улице, «идущей под гору» (выражение Иверсона). Его человек зашел туда, купил пару красных роз и вышел. Его обслужила миссис Тина Барфилд, собственница магазина, согласно документам, которые полиция получила из мэрии. На парне был бейдж с именем Карлос; он принес розы, подрезал их и упаковал букет. Человек Иверсона дал ему лет 25, сказал, что тот темноволос, неплох собой, но полноват. Карлос был очень напряжен и почти не улыбался.
За магазином расположена невероятно длинная оранжерея. Человек Иверсона поинтересовался по этому поводу, и миссис Барфилд ответила ему, что оранжерея длиной с квартал и ее называют «маленькими джунглями».
Я спросил Иверсона, получил ли он фотографии по телеграфной связи. Он ответил, что еще не получил, но подтвердил, что Детвейлер был на месте. Признаюсь, Рут, это принесло мне некоторое облегчение.
Короче, акт третий, сцена первая — интрига сходит на нет, как мы, писатели, любим говорить. Мне позвонил сержант Тиндейл из 31-го полицейского участка и сообщил, что полиция Сентрал-Фолс получила фотографии, и Иверсону достаточно было беглого взгляда на них, чтобы дать команду доставить Карлоса Детвейлера в участок для допроса. Тиндейл хотел, чтобы я немедленно явился в 31-й участок и написал заявление.
Я должен был принести рукопись «Заражений демонами» и всю переписку с Детвейлером. Я сказал Тиндейлу, что хотел бы перед этим снова поговорить с Иверсоном. На самом деле, я планировал сесть на поезд «Пилигрим» на Пенн-стейшн[28] и…
— Пожалуйста, никому не звоните, — сказал Тиндейл. — И никуда — НИКУДА, слышите, мистер Кентон? — не ходите, пока не пришагаете сюда и не напишете заявление.
Этот день приносил одни расстройства, и я был совершенно взвинчен. Мои нервы сдали, и, похоже, я не выдержал.
— Вы говорите со мной как с подозреваемым.
— Нет, — ответил он. — Нет, мистер Кентон.
Пауза.
— На данный момент — нет.
Еще одна пауза.
— Но фотографии он отправил именно вам, я не ошибаюсь?
На мгновение я был так поражен, что только молча открывал и закрывал рот, как рыба. Наконец, я сказал:
— Но я же это объяснил.
— Объяснили. А теперь придите сюда и объясните это в письменном виде, пожалуйста.
И Тиндейл повесил трубку, оставляя меня одновременно с чувством гнева и ощущением нереальности происходящего, но если быть честным, Рут, то по большей части с чувством глубоко поселившегося во мне страха.
Я заглянул в кабинет Роджера, наскоро рассказал ему о происходящем, стараясь оставаться в рамках здравомыслия, и направился к лифту. В этот момент из комнаты, где хранится почтовая корреспонденция, вышел Риддли, который катил свою тележку, на этот раз пустую.
— Нарушули закон, мист Кентан? — прошептал он хрипло, когда я проходил мимо него. Говорю тебе, Рут, в тот день ничто не улучшало моего душевного спокойствия.
— Нет! — крикнул я так громко, что пара человек, проходивших по коридору, обернулись.
— Патаму шта если вы нарушули, то мой кузэн Эдди — атличный адвакат. Дасэр!
— Риддли, — спросил я, — в каком университете ты учился?
— В Конелле, мист Кентан, и эта была правда класна, — ухмыльнулся Риддли, демонстрируя белоснежные, как клавиши фортепьяно, зубы (и такие же многочисленные, что трудно было поверить, настоящие ли они).
— Если ты учился в Корнелльском университете[29], - сказал я, — то скажи, ради Бога, почему ты так разговариваешь?
— Как так, мист Кентан?
— Неважно, — ответил я, бросив взгляд на часы. — Всегда приятно подискутировать с тобой на философские темы, Риддли, но у меня назначена встреча, и мне нужно бежать.
— Дасэр! — воскликнул он, вновь сверкая своей неприличной улыбкой. — Но если вам нужон номир маего кузэна Эдди…