Плющ

Наконец ему удалось открыть дверцу биотуалета. Мы, приложив некоторое усилие, проникли внутрь, и поставил сверток между серым пластиковым писсуаром и унитазом. В кабинке все еще стоял легкий запах мочи, наводящий на мысль о призраке старого пердуна, который возможно, здесь обитал. С одного из верхних углов свисала паутина с древним трупом мухи, застрявшим внутри. На стене, при лунном свете, я прочел две надписи. «ЛЮБИТЕЛЯМ МИНЕТА ДАРЮ Я ШОУ ЭТО, О ЧЛЕНЕ ЛИШЬ МЕЧТАЮ, НЕ СПЛЕВУЮ — ГЛОТАЮ», гласила одна. Другая, намного более тревожная, гласила: «я буду делать это снова и снова и снова. ПОКА МЕНЯ НЕ ПОЙМАЮТ».

Внезапно мне захотелось оказаться за много миль от этого места.

— Валим, — сказал я Биллу. — Пожалуйста, чел. Давай свалим отсюда.

— Секундочку.

Он вернулся к грузовику и достал пакет с вещами, оставшимися после генерала — пряжка, кардиостимулятор, остеопатические штифты. Он поднял крышку унитаза и покачал головой.

— Сборной емкости нет. Пакет просто упадет на землю.

— А почему ты не принес сюда этот чертов дипломат? — спросил я.

— Мы не можем оставить его здесь, — сказал Билл. — Что-то, лежащее в нем, может быть, поможет его опознать.

— Черт возьми, его опознают по отпечаткам пальцев, если кто-нибудь, конечно же, его найдет.

— Возможно. Но все-таки, мы ведь не знаем, что в нем лежит, не так ли? Лучше всего бросить дипломат в Гудзон на обратном пути. Безопаснее.

Это имело смысл.

— Дай мне пакет, — сказал я, но прежде чем он успел это сделать, я сам выхватил у него пакет из «Смайлера». После чего подбежал к краю обрыва и отбросил его как можно дальше. Я смотрел, как он переворачивается в лунном свете. Мне даже показалось, что я слышу, как звенят булавки, скреплявшие кости старого воина. А потом он исчез.

Я побежал обратно к Биллу, который как раз запирал дверцу биотуалета. Удивительно, но мы совершенно случайно выбрали один из менее потрепанных. Он наверняка сохранит тайну, которую нам нужно было сохранить.

— Это сработает, не так ли? — Спросил Билл.

Я молча кивнул. Не сомневался ни тогда, ни сейчас. Мы находимся под защитой высших сил. Все, что нам нужно сделать — это предпринять разумные меры предосторожности.

И позаботиться о нашем новом друге.

Луна снова скрылась за облаками. Глаза Билла блеснули во внезапном мраке, как глаза дикого животного. И это, конечно же, именно то, кем мы были. Две мусорные собаки, одна с белой шкурой, а другая — с коричневой, роющиеся в мусоре. Пара мусорных собак, которые успешно зарыли свои кости.

Тогда, внезапно, на меня нашло просветление. Мгновение здравомыслия. Я выпускник Корнельского университета, начинающий писатель, начинающий редактор (я смогу выполнить работу, на которую меня назначил Роджер Уэйд, в этом я не сомневаюсь). Билл Гелб — выпускник Университета Уильяма и Мэри, донор крови Красного Креста, читающий раз в неделю «На Маяк»[272] для слепых. И, не смотря на это, мы только что похоронили тело убитого человека на известном мафиозном кладбище. Генерал проткнул его ножом, но разве мы все не соучастники, в какой-то мере?

Возможно, только Джон Кентон избежит наказания. В конце концов, ведь это он приказал мне выбросить плющ. У меня даже записка где-то есть.

— Мы сошли с ума, — прошептал я Биллу.

Его ответный шепот был мягким и убийственным.

— А мне насрать.

Некоторое время мы молча смотрели друг на друга. Потом Луна снова вышла, и мы оба опустили глаза.

— Пошли, — сказал он. — Давай убираться отсюда к чертовой матери.

Так мы и поступили. Назад, к 27 шоссе, затем к магистрали, затем к мосту Джорджа Вашингтона. При этом за нами не следовало ни одной машины, и дипломат Карлоса Детвейлера с кодовым замком канул в водах Гудзона. Никаких проблем; счастливого плавания. Этим субботним вечером мы даже не встретили ни одного полицейского. И всю дорогу эта песня звучала у меня в голове: «Боже, как же хорошо оказаться дома».

Из дневника Джона Кентона

5 апреля 1981 года

1:30 ночи

Только что звонил Риддли. Миссия выполнена. Генерал канул в лету, а теперь еще и Безумный Цветочник со своим дипломатом.

Или, может быть, не канул.

Я просто отлистал все эти страницы к разговору Роджера с Тиной Барфилд, и то, что я там прочитал, хотя это и не совсем точно, вряд ли может обнадеживать. Она сказала, что мы прочитаем некролог о Карлосе; но она не сказала (вероятно, потому, что не знала), что именно я его и напишу. Она также велела нам продолжать вести себя так, как будто Карлос был жив, даже после того, как мы узнаем, что он мертв. Потому что, сказала она, он вернется.

Как тулпа.

Даже сейчас я точно не знаю, что это такое, но вот что я вам скажу с абсолютной уверенностью, абсолютной убежденностью и полной ясностью ума: мы шестеро прошли через все это не для того, чтобы нас остановил кто-то живой, не говоря уже о ком-то мертвом. Мы собираемся сделать «Зенит Хаус» предметом разговоров всего Нью-Йорка, не говоря уже обо всем издательском мире за его пределами.

И да поможет Бог каждому, кто попытается встать у нас на пути.

Конец шестой части

(2000)