Плющ

Мы сделали это, а затем отправились в кафетерий через квартал, чтобы хоть немного перекусить. Ни у кого из нас не было особого аппетита, и Билл ушел пораньше, чтобы закончить переговоры с парнем с нижнего этажа.

Выйдя из кафетерия на тротуар, Джон взял меня за руку. Он выглядел уставшим, но спокойным. В лучшей форме, чем до моего отъезда домой.

— Риддли, тебя все устраивает?

— Да, — сказал я.

— Хочешь, я поеду с вами?

Я задумался, потом покачал головой.

— Трое — это толпа. Я позвоню тебе, когда мы со всем этим справимся. Но может быть уже поздно.

Он кивнул, двинулся было прочь, но потом обернулся и ухмыльнулся. Было в этом что-то душераздирающее.

— Добро пожаловать в редакционное общество «Садовник и зелень», — сказал он.

Я поприветствовал его в ответ.

— Рад быть с вами.

Так оно и было. А когда вскоре после этого я добрался до дома Билла, старый панельный грузовик уже был припаркован у обочины. Билл стоял рядом с ним, курил сигарету и выглядел совершенно умиротворенным.

— Давай заберем груз и отвезем его в Джерси, — сказал он.

Я похлопал его по плечу.

— К вашим услугам, сэр, — сказал я.

Мы добрались до дома 490 по Парк Авеню Саут без четверти пять. В этот час субботнего вечера в здании было тихо, как никогда. Как в гробу, если говорить другими словами. Заклятый враг Джона лежал там, где мы его оставили, аккуратно завернутый в ковер.

— Взгляни на плющ, Риддли, — сказал Билл, но я уже это сделал. Лозы пробрались к концу коридора. Там они сгрудились, едва сдерживаемые чесноком, которым Джон и Роджер натерли лутку двери. Кончики лоз были слегка приподняты, и я видел, как они дрожат. Я подумал о голодных посетителях, заглядывающих в окно ресторана, и слегка вздрогнул. Если бы не чеснок, эти передовые усики уже проникли бы в ковер и обвили ноги трупа. Зенит на нашей стороне, я совершенно в этом уверен, но, боюсь, ни твердый член, ни голодный живот не имеют ничего общего с совестью.

— Давай вытащим его отсюда, — сказал я.

Билл согласился.

— И сделай себе заметку: освежить чеснок на той двери. Может быть, завтра.

— Я не думаю, что чеснок будет держать его вечно, — сказал я.

— Что ты имеешь в виду?

Так как мы снова были под телепатическим зонтиком Зенита, вместо того, чтобы произнести это вслух, я ответил ему мысленно: он должен расти. Если он не сможет расти, то умрет. Но прежде чем он умрет, он может…

— Стать злобным? — Закончил за меня Билл.

Я молча кивнул. Да, он может стать злобным. Я уверен, что Детвейлер и генерал Хекслер могли бы сказать, что он уже стал довольно злобным.

Мы пронесли свернутый ковер по коридору к лифту, который открылся по нажатию кнопки. В здании больше не было никого, кто мог бы перевести его на другой этаж, в этом я был уверен. Мы бы услышали их мысли.

— У нас ведь не будет никаких проблем, правда? — Спросил я Билла, когда мы ехали вниз. Между нами лежал Мистер Детвейлер, проблемный малый, которому вскоре предстояло поселиться в Нью-Джерси. — Никаких маленьких хичкоковских неожиданностей.

Билл улыбнулся:

— Не думаю, Риддли. Мы выбросим все семерки. Потому что с нами сила.

И так оно и было.

К тому времени, как фары грузовика выхватили знак на краю 27-го шоссе — Корпорация по УТИЛИЗАЦИИ ОТХОДОВ ПЕТЕРБОРО. ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН — стало совершенно темно, а Луна высоко висела в небе. Высоко и мечтательно. Мне пришло в голову, что эта же самая Луна смотрит на свежую могилу моей мамы в Блэкуотере.

Через грязную дорогу, ведущую к свалке, тянулась цепь, но она, похоже, была просто перекинута через столбы с обеих сторон и не заперта на ключ. Я вылез из машины, освободил одну из петель и жестом пригласил Билла проехать. Как только он оказался внутри, я снова закрепил цепь и сел обратно.

— Насколько я понимаю, этим местом пользуется мафия? — Спросил я.

— Таковы слухи. — Билл немного понизил голос. — Я слышал, что один из приятелей Ричи Джинелли, говорят, что это был Джимми Хоффа, взял длительный отпуск в этом направлении.

— Билл, — сказал я, — я, конечно, далеко не главный редактор «Зенит Хаус» чтобы указывать тебе, что делать…

— Смелей, Макдуф, не трусь [270], - сказал он, улыбаясь.

— … но место для игры в покер, где можно услышать такие странные обрывки разговоров, может быть небезопасным для безобидного редактора книжек в мягкой обложке.

— Говори за себя, — сказал он, и хотя он все еще улыбался, я не верю, что то, что было сказано дальше, было шуткой. — Если плохие парни перейдут мне дорогу, я просто натравлю на них плющ.

— Так думал и Карлос Детвейлер, а теперь он совершает свое последнее паломничество в кузове хлебного фургона, — сказал я.

Он посмотрел на меня, и его улыбка немного померкла.

— Возможно, ты прав, напарник.