— Мы подвели эту сраную издательскую компанию к краю чего-то великого, — сказал Джон, — и я говорю не только о текущей платежеспособности. Я говорю об общем финансовом успехе. С «Последним выжившим», книгой шуток и генеральской книгой мы не просто поднимем шум в издательской индустрии; мы создадим проклятые гром и молнию, которые поразят всех до усрачки. Многие люди повернутся и обратят на это внимание. Но для меня даже не это главное. Я просто жажду увидеть физиономии этих засранцев из «Апекса» после всего этого.
— Давай, всыпь им! — Яростно закричал Билл, и это заставило меня вздрогнуть. Практически то же самое Софи прокричала моей сестре Мэдди, когда та обвинила меня в том, что я играю в негра в Нью-Йорке. Другими словами, это как будто услышать призрака. И это именно то, чем моя семья теперь является для меня, все они. Призраки.
— Потребовалась магия, чтобы сделать этот неожиданный поворот возможным, — продолжал Джон, — я это признаю. Но ведь вся издательская деятельность — это своего рода магия, не так ли? И не только издательская деятельность. Любая компания, которая является успешным посредником в творческой сфере — это магия. Этот посредник превращает солому в золото. Посмотрите на нас, ради всего святого! Бухгалтеры днем, мечтатели ночью…
— И говнюки в полдень, — вставил Херб. — Не забывай об этом.
— Может быть, ты вернешься к сути, Джон, — призвал Роджер.
— Дело не в копах, — резко продолжил Джон. И, как я почувствовал, с восхитительная краткостью. — Никаких посторонних. Этот плющ помогает нам навести порядок в нашем доме, а мы должны навести порядок в его доме.
— Но ведь это мертвецы, — сказала Сандра. Она выглядела очень бледной, и когда она снова потянулась к моей руке, я позволил ей взять ее. Я и сам был рад этому прикосновению. — Мы говорим о мертвых людях.
— Мы говорим о двух мертвых психах, которые убили друг друга, — сказал Херб. — Кроме того, труп только один.
Пока мы переваривали это, на мгновение воцарилась тишина. Думаю, это был решающий момент. Потому что в глубине души мы все знали, что, генерал убил Карлоса, после чего Зенит позаботился о самом Хекслере.
— Здесь ничего плохого не случилось, — сказал Билл, как бы про себя.
— Ты все правильно понимаешь, — сказал Херб. — Кто-нибудь еще хочет защитить постулат, что мир стал хуже, потому что этих двух придурков больше в нем нет?
— Если мы не собираемся скармливать Детвейлера растению, то, как же мы от него избавимся?
— У меня есть идея, — сказал Билл Гелб.
— Если это правда, — сказал Роджер, — то сейчас самое подходящее время, чтобы… короче, выкладывай.
Сначала были некоторые сомнения, но я скажу вам одну вещь: чтение мыслей освобождает от кучи эмоционального дерьма, а также простых повседневных проблем, которые люди пытаются передать из уст в уста. Я почти уверен, что до них дошла моя уверенность, мое чувство, что у меня есть правильная идея и что мы можем ее осуществить. Именно так я чувствовал себя в парке, играя в кости с этими говнюками-мажорами. Жаль только, что я не попал на игру в покер. Ну ладно, как-нибудь в другой раз.
Так или иначе, я все-таки побываю в Парамусе.
Грузовик представлял собой старую колымагу, ветровое стекло по краям было молочным; обогреватель не работал, а пружины были просевшими; сиденья были шишковатыми, и вонь выхлопных газов поднималась через пол, вероятно, из неисправной выхлопной трубы или коллектора. Но сборщик пошлины перед мостом Джорджа Вашингтона даже не взглянул на нас, и я счел это хорошим знаком. Кроме того, радио работало. Когда я включил его, первое, что влилось мне в уши, был Джон Денвер: «Как здорово снова вернуться домой! Иногда эта старая ферма кажется мне давно потерянным другом…»
— Пожалуйста, — сказал Билл. — Тебе это точно необходимо?
— Мне это нравится, — сказал я и начал притопывать ногами. Между нами кое-что стояло… среднего размера бумажный пакет с логотипом «Смайлера». Внутри лежали те немногие вещи генерала, которые Зенит счел неудобоваримыми. Дипломат Безумного Цветочника лежал под сиденьем, издавая очень неприятные вибрации. И нет, я не верю, что это было только мое воображение.
— Тебе это нравится? Риддли, я, конечно ничего не имею к людям с твоим цветом кожи, но разве афроамериканским джентльменам вроде тебя обычно не нравятся такие люди, как Марвин Гей? «Темтейшен»? «Стилистик»? Джеймс Браун? Артур Конли? Отис Реддинг?
Я хотел было сказать ему, что Отис Реддинг мертв, как и тот парень в кузове старого дребезжащего грузовика, в котором мы сейчас переправлялись через Гудзон, но потом решил придержать язык за зубами.
— Мне нравится именно эта песня. — На самом деле, так оно и было. — Выгляни наружу, Билл. Луна поднимается с одной стороны, а Солнце садится с другой. Это то, что моя мама называла «Двойным наслаждением».