Подгоняемая голодом, она сделала несколько шагов по дорожке. Потом осмелела, прибавила шагу, и чуть не упала от приступа головокружения. Ей пришлось схватиться за калитку, чтобы устоять на ногах.
Улица вокруг была вымершей, пустынной. В домах не горел свет, автомобили не ездили по полузатопленной дороге - видимо, все соседи уже давно убрались подальше. Где-то вдалеке сверкали вспышки и раздавался грохот. Там явно шла битва кейпов, и Эмма инстинктивно съежилась, пригнулась, будто ее могли сейчас заметить.
Напрягая остатки сил, она добралась до соседнего дома и подергала дверную ручку. Заперто, как и следовало ожидать. Может, выбить окно? Эмма огляделась вокруг но не нашла ничего, чем можно разбить стекло.
Ее охватило отчаяние. Она не чувствовала в себе сил, чтобы продолжать поиски, попробовать другой способ проникнуть в дом или попытать удачу дальше по улице. В ее мозг, изувеченный многими неделями жизни взаперти в состоянии непрерывного страха, пробилось понимание, что она скоро умрет. Просто свалится без сил и больше не сможет сдвинуться с места. Поэтому когда вдалеке послышались голоса, Эмма несказанно обрадовалась. Она собрала остатки сил и поплелась на звук.
Свою ошибку она осознала, когда уже было слишком поздно. В темноте она далеко не сразу разглядела лица людей - те же самые, что долго являлись ей в кошмарах. Раскосые, почти не выглядящие человеческими омерзительные образы азиатских дикарей выжгло в ее памяти намертво. Она смогла забыться, отвлекала себя ежедневной рутиной и самоубеждением, а теперь ее худший кошмар словно вернулся из прошлого во плоти.
Из пересохшего горла не вырвалось даже крика. Она повернулась, попыталась убежать, но ее тело, и в лучшие времена не отличавшееся силой, просто отказалось повиноваться. Под гоготание азиатов Эмма упала за землю. Попыталась подняться, но кто-то толкнул ее ногой и она упала снова.
Мерзкие звуки чуждого языка вкручивались в уши будто сверла. Крепкие руки подхватили ее, удерживая на весу. Даже в темноте Эмма видела, как на мордах, которые язык не поворачивался назвать лицами, расплывались похотливые ухмылки. Она ощущала, как ее ощупывают, трогают везде, но ничего не могла с этим поделать, ни вырваться, ни позвать на помощь. Осознание того, что сейчас с ней сделают, слабость и истощение, ужас - все смешалось в один вихрь безумия. И когда один из азиатов достал нож, это стало последней каплей.
Лезвие рассекло ее платье от воротника до подола.
Вокруг столько еды.
Эта мысль оказалась настолько очевидной, что Эмма даже удивилась, как она не подумала об этом раньше. И руки, прижимающие ее к земле, и навалившееся сверху тело - все это было пищей. Ей даже не нужно было ее есть. Она могла поглотить ее также легко, как вдохнуть - всей поверхностью своего тела. И она сделала вдох.
Ночь наполнили истошные вопли.
Эмма приподнялась и огляделась. Двое азиатов катались по земле с кровоточащими культями вместо рук. Еще от одного, который насиловал ее первым по праву главаря, остались только голени и частично руки. Все остальное Эмма впитала в себя, и она могла поклясться, что никогда в жизни не чувствовала себя настолько сильной и здоровой. Она поднялась на ноги и поразилась тому, насколько легко ей двигаться.
В вопящих у ее ног желторожих чертях она не видела людей. Только пищу.
Следуя внезапно проснувшемуся инстинкту, она шагнула к одному, схватила его за горло и подняла без малейшего усилия, будто он весил не больше чем коробка с хлопьями.
Вдох.
Тело азиата распалось в кровавый туман, который немедленно впитался в ее кожу, и Эмма ощутила новый приток сил. Она чувствовала себя так, будто может поднять одной рукой машину, пробежать марафон и не запыхаться. Чего она совершенно не чувствовала - так это голода. Плоть тех, кто на нее напал, насытила ее так, как не смогла бы насытить никакая обычная еда.
Не мешкая более ни секунды, Эмма поглотила второго раненного азиата. Ее лицо перекосило от оскала. Она выжила. Она действительно стала хищником.
И больше ей никогда не придется голодать.
6.1 Коррозия
Эвакуационные автобусы отправлялись с юго-восточной части города, как практически не пострадавшей от Левиафана. Толпившиеся там люди еще недавно были если не сливками общества, то твердым средним классом. Увы, немногочисленным в Броктон Бей. Теперь многие из них лишились жилья, лишились работы. Только какие-никакие сбережения на банковских счетах позволяли им сесть на автобусы и попытаться начать жизнь заново. Слишком многие не имели даже такой возможности.
- Конрад, ты уверен, что хочешь остаться? – я уловил в голосе отца надежду. Или что-то на нее похожее.