Немного погодя они лежат и разговаривают. Да, ему нужна работница, это верно.
– Я слыхала, – говорит Барбру.
Он начал косовицу, ведь запасти сена надо на целый год, а он один, Барбру может понять, как ему трудно.
Да, Барбру все понимает.
С другой стороны, ведь Барбру сама удрала в тот раз и оставила его без работницы, этого он ей не забыл, да еще прихватила с собой кольца. И в довершение всех издевательств ему продолжала приходить ее бергенская газета, от которой он никак не мог отделаться; пришлось потом заплатить за целый год.
– Бессовестная газетенка! – сказала Барбру, во всем соглашаясь с ним.
Но ввиду такой невиданной ее уступчивости Аксель не может вести себя как изверг; он признает, что у Барбру были основания сердиться на него за то, что он отнял у ее отца место на телеграфе.
– Впрочем, отец твой может опять забрать телеграф, – говорит он, – я за ним не гонюсь, пустая трата времени.
– Верно, – соглашается Барбру.
Аксель думает с минуту, потом спрашивает напрямик:
– Ну так как, ты останешься только на лето?
– Нет, – отвечает Барбру, – будет, как ты захочешь.
– Ты это всерьез?
– Да. Как ты хочешь, так хочу и я. Ты больше во мне не сомневайся.
– Ну?
– Да, да. И я сказала, чтоб нас огласили.
Вот оно что. Совсем неплохо. Аксель долго лежит, размышляя. Если на сей раз это всерьез, а не опять какой-нибудь подлый обман, он обзаведется работницей и будет обеспечен помощью на вечные времена.
– Я попросил прислать мне женщину с моей родины, – говорит он, – и она написала, что согласна выйти за меня. Да только придется оплатить ей проезд из Америки.
Барбру спрашивает:
– Как, разве она в Америке?
– Да. Уехала в прошлом году, но ей там не нравится.
– Нет, и не думай о ней! – заявляет Барбру. – Что же тогда будет со мной? – забеспокоившись, спрашивает она.
– Оттого-то я и не порешил с ней окончательно.
Должно быть, не желая отстать, Барбру тоже признается, что могла выйти замуж за одного молодого человека в Бергене, он служил возчиком в большой пивной, так что пользовался большим уважением.
– Он и по сию пору вздыхает обо мне, – всхлипывая, говорит Барбру. – Но понимаешь, Аксель, когда между двумя людьми было столько, сколько между мною и тобой, мне такого человека не забыть. А ты, пожалуйста, можешь забыть меня, как только пожелаешь!
– Кто, я? – отвечает Аксель. – Нет, из-за этого тебе нечего плакать, потому что я никогда не забывал тебя.
– Да?
Это признание благотворно действует на Барбру, и она говорит:
– Раз так, зачем тебе выписывать ее из Америки, если можно обойтись без этого!
Она отговаривает его от этой затеи, слишком это дорого, да и незачем. Барбру, по-видимому, вбила себе в голову, что сама составит его счастье.
За ночь они договорились. Они ведь были не чужие друг другу и очень часто обсуждали все это и прежде. Без венчания не обойтись, надо устроить его до Дня святого Олафа и до сенокоса, им нечего скрывать – теперь уже Барбру торопила венчание еще усерднее Акселя. Акселя не оскорбляла настойчивость Барбру, не возбуждавшая в нем никаких подозрений, наоборот, ее поспешность льстила ему и подогревала его. Ну да, он был весь от земли, твердый как кремень, не очень разборчивый и уж совсем не щепетильный, ему приходилось мириться и с тем, и с другим, и с третьим, он хорошо соображал свою выгоду. К тому же Барбру показалась ему такой свежей и красивой, чуть ли даже не красивее и милее прежнего. Она была словно яблоко, и он запустил в него зубы. Да и в церкви их уже огласили.
Мертвого ребенка и судебный процесс они оба обошли молчанием.
Зато они поговорили об Олине: как им от нее избавиться?
– Нужно ее выпроводить! – сказала Барбру. – Нам ее благодарить не за что. От нее только одни сплетни и злость.
Но выпроводить Олину оказалось не так-то просто.
В первое же утро, увидев Барбру, старуха Олина, должно быть, почуяла свою участь. Она сразу обозлилась, но затаила злость и, лишь кивнув, придвинула Барбру стул. Все то время, что Барбру не было, жизнь в Лунном шла своим чередом, Аксель таскал воду и дрова, делал за Олину всю самую тяжелую работу, а Олина справлялась со всем остальным. С течением времени она решила про себя, что останется на хуторе до конца своих дней, но вот появилась Барбру и разом разрушила ее планы.
– Будь в доме хоть одно кофейное зернышко, я бы сварила тебе кофе, – говорит она Барбру. – Ты идешь куда-нибудь дальше?
– Нет, – отвечает Барбру.
– Вон что, так ты не за перевал?
– Нет.
– Ну да, это меня, конечно, не касается, – говорит Олина. – Опять, значит, в село?
– Нет, и не в село. Я останусь здесь, как раньше.
– Вон что. Будешь тут жить?
– Да, наверно.
Олина молчит с минуту, мозги в ее старой голове работают вовсю; о-о, она тонкий политик.
– Да, – говорит она, – в таком случае я, значит, освобожусь. Вот радость-то!
– Ну, – шутливо говорит Барбру, – разве Аксель так плохо к тебе относился?