Плохая

— Хотите скрыть мое лицо, чтобы легче было замести следы убийства?

Снова его усмешка. Ламун поворачивается ко мне и поправляет выбившуюся прядь накрученных волос. Его глаза словно бы улыбаются, но они необыкновенно холодны.

— Мне не нужно заметать следы убийства, Алена. Убийством в Ливане нынче никого не удивишь… А вот лишних кривотолков о том, почему мы здесь вместе, хотелось бы избежать…

— Тогда зачем публичное место? Вы сами согласились…

— Я ведь джентльмен, Алена… Желание женщины для меня превыше всего…

Неужели? На языке так и крутилось спросить его про желания Малены, но я со всей силы прикусила язык, чтобы заткнуться… Терпи, Алена… Терпи…

— Здесь маску можно снять. В ресторане никого больше не будет кроме нас, — произносит он, когда мы оказываемся внутри обволакивающе теплого интерьера старинного ресторана.

Я удивленно-оценивающе наклоняю голову.

— Так в чем была идея конспирации, если мы не прячемся от официантов?

— Здесь наверху очаровательный бутик-отель. Неудобно было выселять постояльцев… Поэтому снаружи есть чужие. Внутри зала же сейчас только свои… Мясо и красное сухое? — спрашивает он, возвращаясь к ужину и бегло просматривая глазами меню.

— Рыбу и белое, — улыбаюсь в ответ, не удосуживаясь его даже открыть, — на берегу моря есть мясо — какой-то дурной тон… Белое, пожалуйста, мерло.

Ламун улыбается, снова одаривая меня оценивающим взглядом. Делает щедрый заказ, не удосуживаясь повторять позиции перед мельтешащим и заискивающим официантом, чья рука дрожит, когда он делает записи. Нам откупоривают покрытую белесой испариной охлажденную бутылку. Когда языка и неба касается терпко-фруктовая золотистая жидкость, я расслабляюсь, хоть и не стоило бы. Плевать. Все равно на кону слишком много, чтобы оглядываться назад и дрожать. Моя игра сейчас только ва-банк. Я поставила всё. К тому же на зеро…

— Сколько лет ты в регионе, Алёна? — спрашивает он, хитро и изучающе оглядывая меня.

— Достаточно, чтобы заскучать от него… Восток притягивает, влюбляет и… утомляет. Как настоящая страсть- рано или поздно неизбежно всё проходит и приходится столкнуться с разочарованием охлаждения.

— Справедливо и цинично… И что? Так просто возьмешь и уедешь? Состаришься в одиночестве?

Я улыбаюсь.

— Во-первых, в свете последних событий последнюю часть фразы в моем случае стоило бы произносить не с сожалением и скептицизмом, а с надеждой и предвкушением… Еще месяц назад меня приговорили подохнуть, как собаку, а сегодня… Сегодня с Вашей помощью я могу мечтать дожить до старости, если верить Вашим словам… Я ведь могу им верить?

— Можешь, — отвечает Ламун и откидывается на бордовом бархатном стуле. Смотрит внимательно.

— Снимешь шляпу?

— Нет, это часть образа.

— В помещении моветон находиться в головном уборе.

— Наша с Вами встреча- это уже моветон, давайте не будем лукавить…

— Как знаешь…

Мы какое-то время сидим, просто попивая вино и слушая пришедшего в зал саксофониста. Алкоголь растекается приятным теплом по конечностям. Здесь красиво и уютно. Мы были здесь пару раз с Али. Этот ресторан один из старейших в Ливане. Поэтому-то я и поняла, что Ламун выберет именно его. Для него Луканда- это суть его страны… Это его класс, его уровень.

Оглядываюсь по сторонам. Десятки фотографий всех мастей и форм с лицами знаменитостей, посетивших это место. Все они приезжали сюда отдыхать, работать в красивой атмосфере или просто со вкусом проводить время, а я… Я приехала выживать. Всегда только выживать…

— Почему ты покинула родину, Алёна? Почему начала этим заниматься? Почему стала продаваться мужчинам? — спрашивает он, галантно накладывая мне принесенные официантом салат и закуски. Его самого он пренебрежительно прогнал одним движением руки. Верный признак заинтересованности восточного мужчины. Это они так проявляют свои ухаживания, подсознательно. Видимо, для самовлюбленного деспота положить на тарелку девушке три помидоринки — верх заботы и настоящее одолжение, которое стоит ценить…

— Потому что не было другого выхода заработать деньги, а они были очень нужны, — говорю я правду.

Он пренебрежительно цыкает.

— Плутуешь… Все вы плутуете… Всегда есть выход… Не каждая пойдет расставлять ноги ради денег, Алёна. Ты выбрала этот путь, потому что в нем вся твоя суть. Все женщины делятся на две категории- плохих и хороших. Просто ты плохая, а деньги, спасение больных родителей, кошки, собаки, соседки или кто там у тебя- это всего лишь повод.

Я чувствую, как глоток вина идет не в то горло и изо всех сил держусь, чтобы не поперхнуться и не вылить остаток на него.

— А те, кому раздвигают ноги насильно? Кого делают продажными по принуждению, как те девушки, в плену у Удава. Кому этого самого выбора попросту не дают? Они тоже плохие?