Плохая

Перед глазами вспышки красными пятнами- мои соплеменницы, вынужденные унижаться и заискивать перед гнусными арабами, бедные палестинки, чья честь была сорвана вместе с одеждой… Сколько таких несчастных девушек раскидано среди песков и оазисов этих красивых и жестоких краев. Да сколько вообще таких девушек страдает по всему миру? Нутро мужчин одинаково, пусть цвет кожи и разный…

Ламун пренебрежительно вскидывает бровь. Как же раздражает его гребанная манерность.

— Знаешь, Алёна, я удивлен, что мне приходится объяснять тебе элементарные вещи… Или ты просто играешь в дурочку… Знаешь, как формируется желание у мужчины? Он видит привлекательную женщину- но этого мало… Привлекательных много. Мужчины ежедневно общаются с десятками привлекательных женщин. Если бы вставал на каждую, то мы бы были скорее зверями, чем людьми. Ум, интеллект, остроумие, харизма- да, это все нужно и это все приятные приложения к женщине. Главное же- инстинкт. Гормоны… Гормоны самки. Мужчине достаточно посмотреть в глаза женщине лишь раз, достаточно просто пройти мимо и дать ему учуять свой природный запах- и всё… Он захочет её, начнет совершать нелепые глупости… Потому что в природе этой женщины, пусть она и изображает из себя хорошую, на самом деле заложена порочность. Вот она-то и влечет. Поверь мне, насилуют не всех. Насилуют лишь тех, кто на подсознании готов к спариванию.

После некоторой паузы он продолжил.

— Знаешь, Алёна, а ведь в Библосе жила и умерла Джезебель, царица древнего мира, ставшая прообразом всех падших женщин… Ее жизнь была полна грязи и грехов, и закончила она, растерзанная собаками, но все равно- её помнят до сих пор… Ей посвящают песни и пишут о ней книги. В сухом остатке ее значение для этого мира оказалось важнее, чем если бы она была добропорядочной матроной. За плохих женщин, реальных или скрытных, Алёна… Вы делаете нашу жизнь ярче и красивее., — поднял он бокал.

Я чокнулась с ним, скрепя сердце. Злость разливалась по моему телу пульсирующей лавой.

— Скажи-ка мне честно, не жалеешь, что бросила моего сына?

Я пожала плечами.

— Чтобы кого-то бросать, надо кого-то заиметь. Ваш сын никогда не был моим, а я не была его. Так что всё, о чем я могу жалеть, так это о хорошем сексе, которого больше не будет.

Ламун снова протянул руку ко мне. Улыбнулся.

— Не была его, говоришь? А чьей была? Али Макдиси?

Я лишь пренебрежительно фыркнула.

— Я была ничьей, месье Ламун. В этом и есть прелесть моего положения. Я как кошка. Гуляю сама по себе…

— Только пока тебе что-то не очень получается гулять одной…

— Кошке тоже нужен человек, чтобы выжить. Но это не означает, что она видит хозяина в каждом, кто дает ей еду.

Он засмеялся. Звонко, заливисто, оголив идеально ровные, наверняка вставные, зубы.

— Ты нравишься мне всё больше, Алёна… Понимаю сына. И даже Али понимаю. Он трус, что не защитил свою женщину. Я бы попытался такую спасти.

— Повторяю, я не его женщина. Давайте закроем эту тему… Или Ваш интерес ко мне- это далеко не только желание отвадить от сына? Макдиси?

— Любой мечтал бы иметь компромат на самую богатую семейку региона. Я не исключение… А ты- ходячий компромат… Сколько всего ты могла видеть и слышать… Я бы заплатил…

— Я приобрела полезную черту, месье Ламун. Я не видела и не слышала… Так безопаснее… — и у меня дежа вю, потому что примерно такой же разговор затевал со мной и его сын… Давно, в логове Удава…

— А как же женщины, которых ваши люди насилуют, захватывая целые деревни и поселки, подконтрольные другим силам? Вы убиваете их мужчин, а женщины… Именно женщины становятся безвинными жертвами войны… Югославия, Конго, Сирия…

— Алёна, зачем ты развиваешь эту тему? Повторяю, она бессмысленна… Ты не вызовешь у меня ни чувства вины, ни чувства жалости. Виноваты их мужчины, которые не в состоянии защитить своих женщин… На этом всё. Они ничтожны и удел их ничтожен. И не стоит передо мной сейчас изображать ратующую за их честь и достоинство святошу. Ты про другое- и в этом твоя ценность. Давай лучше поговорим о нас…

— О нас? — отпила я из бокала, — а есть мы?

— Смотря что ты вкладываешь в «мы»…

— Ничего, — продолжала я безапелляционно.

— Мой сын должен поверить в то, что между нами что-то было… Это мое условие.

Я ждала, когда он заведет эту шарманку. Правда, пора. Рыба почти съедена, мы истратили уже больше половины отведенного им на ужин со мной времени, не иначе.

— Я всё- таки не могу понять, зачем Вам это? Я могу понять, зачем мне. Вы даете защиту от него мне по принципу естественной пищевой цепочки- Вы сильнее и влиятельнее сына, но Вам… Он ведь Вас еще больше возненавидит… Или поступит так, как поступили Вы в свое время… Со своим отцом…

Ламун улыбнулся и поставил бокал на стол.

— Он и так ненавидит меня, Алёна. Куда уж больше… Но это не отменяет факта того, что он мой сын и унаследует мою власть… Власть в общине. Он простит твою измену с кем угодно, уже ведь простил всё твое прошлое… Но со мной не простит… Я точно знаю. А убийство? Нет, не думаю, что он на это способен… Поверь, если бы мог, уже бы убил… Намного раньше…