Плохая дочь

– Тетя Анжела говорит – лучше продать и пожить хорошо. Хотя бы недолго, но в удовольствие. Пусть хоть один день ни в чем себе не отказывать. Моя мама тоже так считает. Вот она сейчас заработает денег, а потом мы в отпуск на море поедем. И она мне два сарафана новых обещала купить и туфли, настоящие, с бантиком, – сказала я.

– А потом ты будешь собирать копейки, потому что на хлеб не хватит, – ответила баба Вера. – Сейчас ты с чужими людьми живешь, чтобы потом один день гулять напропалую. Ради чего мать твоя сейчас убивается? Ради двух сарафанов и туфель? Анжелка такая же. Дошьет заказ, деньги получит и в тот же день все потратит.

– Мама говорит, что в памяти останется тот день, когда мы делали, что хотели. День-праздник.

– Нет, девочка. В твоей памяти останемся мы – я, Анжелка, Ксенька. И твоя жизнь здесь, а тот, счастливый, сотрется напрочь. Даже не вспомнишь, как его провела, – тихо сказала баба Вера.

– Неправда, я все помню, – резко ответила я. Мне хотелось заступиться за маму. Но внутри я знала, что права именно баба Вера. Я не помнила, где мы оказались с мамой после того, как она забрала меня от тети Марины. Не помню, что мама мне купила. А тетю Марину, Лику, Натэлку помню прекрасно. – Почему вы тете Анжеле пуговицу хотя бы одну не отдадите? Вам жалко? Может, она и не сразу все потратит.

– Нет тех пуговиц. Давно нет, – призналась баба Вера. – Квартиру эту на пуговицы построили, сына я вылечила, с того света вытащила, когда он еще младенцем был. Да, мать моя умерла от голода, но я выжила благодаря этим пуговицам. Меня мать к тетке пристроила, чужой, чтобы вырастила как родную. Думаешь, за просто так? По доброте душевной меня чужие люди взяли? Как и тебя, кстати. Твоя мать ведь тоже заплатила Анжелке.

– Почему вы тете Анжеле не скажете? – Мне стало так горько, что я заплакала.

– Ох, девочка, вырастешь, поймешь. Хотя лучше не надо тебе понимать такое. Пока Анжелка бегает, шьет, ругается, пока выживает… она живет. Человек быстро умирает, если ему незачем и не для кого на этом свете оставаться. Все болезни на него сыплются.

– А вы почему не умираете? Вы же ни за кого не отвечаете.

– Так ты мне помешала! – рассмеялась баба Вера. – Только я собралась помирать, так ты здесь появилась. Я ж понимаю ответственность. Не могу тебя пугать, да и не хочу. Вот мать тебя заберет, я и помру спокойно.

* * *

Сейчас я веду себя как баба Вера – складываю, припрятываю, откладываю. Точно так же, как она, скатываю ленты в клубок и подшиваю, чтобы они лежали аккуратно, не разматывались. Храню лоскутки в отдельном пакете. Из старого пледа сшила покрывало, на котором удобно гладить. Точно такое же было у тети Анжелы. У меня есть огромная, шикарная гладильная доска, но мне удобнее гладить на этом самодельном покрывале, разложенном на столе.

Там же, у тети Анжелы, я научилась шить. Она доверяла мне удалить наметку, обработать швы, наметать. Я смотрела, как она ловко подворачивает ткань и прострачивает. Как из нескольких кусков выкраивает платье, а остатки пускает на карман. Мне нравилось наблюдать, как она строит выкройку на газете, вырезает, скалывает, примеряет, снова скалывает.

Сейчас я шью с дочкой. Мне не хватает терпения, аккуратности, внимательности. Я шью так, как шила тетя Анжела – быстро, нагло. Нарисовать что-то невнятное на газете, разложить ткань, что-то прочертить мылом, вырезать. Мне проще отрезать и пришить. Неровный шов прикрыть кружевами, а из остатков ткани сделать «богатые» пышные рюши. В стиле «пустить пыль в глаза». Но иногда тетя Анжела шила настоящие шедевры – удивительные платья по фигуре, с идеальными швами, вытачками. Она подолгу корпела над выкройками, требовала от заказчицы бесконечных примерок, подбирала нитки, долго билась над линией талии. Анжела считала эти работы лучшими, но они не всегда нравились заказчицам. Тетя Анжела плакала над машинкой и рвала газетные выкройки. Она была настоящим модельером, талантливым безусловно, но местная жизнь требовала навыков ремесленника – подшить, надставить, припустить. Ее талант здесь не требовался. Никто его не понимал и не ценил.

– На хлеб всегда заработаешь, – говорила тетя Анжела, выдавая мне старое платье или костюм, требовавшие переделки. Я должна была распороть все швы, разгладить ткань.

До сих пор ей благодарна за этот навык. Тогда я поняла, что шитьем на хлеб заработаешь всегда. А даже если не заработаешь, то выживешь точно. Оказавшись в очередной новой школе, я каждый день вспоминала тетю Анжелу. Пока остальные девочки строили выкройку фартука или юбки-солнце и учились справляться с механической машинкой, я бойко шила наволочки и пододеяльники. Учительница труда взяла меня под свою опеку – я шила комплекты постельного белья, которые она продавала на местном рынке. Иногда мне перепадала небольшая денежка с выручки. Иногда неожиданная «пятерка» в четверти по математике. У математички дочь училась в выпускном классе, а наша трудовичка шила ей платье.