Плохая дочь

Я не шила много лет. Не было желания. Да и необходимости тоже, слава богу. До тех пор, пока моя дочь не попросила у Деда Мороза в подарок швейную машинку. И тогда я вспомнила все. Я учила дочь шить салфетки, ночные рубашки, украшенные кружевом. Сарафаны на завязках, юбки-солнце, фартуки. Я тащила ее в магазин тканей и ходила по рядам, трогала, гладила шелк, фатин, тафту, ситец. Рассказывала дочери, какая ткань для чего предназначена. Вспоминала бабу Веру, которая раскладывала на коленях отрез и наслаждалась тактильными ощущениями. Дочь смотрела на меня выпученными глазами – она не знала, даже не подозревала, что я умею шить.

Как мой муж не мог даже предположить, что я умею играть на фортепиано, пока я не купила для сына пианино – современное, электронное. Как многие дети, окончившие музыкальную школу, я больше не подходила к инструменту. Закрыла крышку на много лет. И лишь когда у меня появились дети, снова начала играть – показывать, как ходит мишка, как бегает зайчик. Играла «В лесу родилась елочка» и рождественские колядки. Зачем нужны навыки и умения, полученные в детстве? Те, что, кажется, никогда не пригодятся в жизни? Забытые, потерянные в глубинах памяти? Когда появляются дети, вы не можете предсказать, что именно вызовет их восторг и уважение. Пригодятся даже жонглирование мандаринами, собачий вальс, исполненный двумя пальцами, и три «блатных» аккорда на гитаре, которые показал Пашка из десятого «Б». Не говоря уже о сокровенном знании про косую бейку.

Именно там, в семье тети Анжелы, я вдруг поняла, что проблемы, радости, горести у всех одни. Бабушка Соня и бабушка Вера, тетя Марина и тетя Анжела, Натэлка и Ксенька. Все были по-своему сумасшедшими, странными, но в то же время добрыми и открытыми. Все матери хотели прокормить своих детей, поставить их на ноги. Старики боялись остаться одни. Мужчины появлялись, исчезали, «делали нервы» или ничего не делали. Я вдруг перестала бояться – переездов, новой школы, учителей, новой семьи, в которой оказалась. Ведь мой дом был во мне.

Даже города, поселки, села, географически противоположные, оказывались похожи один на другой – вот что я вдруг осознала. Я могла с закрытыми глазами свернуть на нужную дорогу, найти здание школы, ближайший магазин, рыночек. Я узнала главное правило – не верь своим глазам. Особенно официальным табличкам. Лучше спросить у местных жителей. Мамина мятежная натура и ее способность сбежать в один день не пойми куда и не пойми зачем научили меня не теряться в новых местах. Заводить знакомства, разговаривать, спрашивать. Я была типичным интровертом, люди меня пугали. Но это, оказывается, лечится.

Тот поселок, претендовавший на гордое звание «городского типа», все же отличался от предыдущих. Во-первых, названием. Городок переименовали на торжественном мероприятии, устроенном на главной площади, конечно же, имени Ленина. Вместо милого, привычного, допустим… нет, тут тоже придется отвлечься.

Сколько городков, поселков и сел, носивших женские имена? В чью честь? Авдотьевка, Агатовка, Аграфеновка, Анновка. Бабенка, Бабина, Бабенкова. И это только начало алфавита. Адамовки, Алексеевки, Александровки, несмотря на маскулинность, меняли пол. Они же становились женского рода – деревнями, несмотря на данное мужское имя.

Тот поселок, называвшийся, допустим Ведмедевка или Великая Бабка, а Великих в той области тоже было не счесть, вдруг стал носить имя самого знаменитого выходца из этой местности. Точнее, его фамилию. Например, Коровинский. Хотя с тем же успехом он мог быть Донским, Минским или Ленским, вообще неважно. А важно то, что этот самый, допустим, Коровинский так удачно вышел из села, что стал знаменитым режиссером, или актером, или еще кем-то из знаменитых, что тоже непринципиально в данной истории. Принципиально то, что все помнили Коляна, который, допустим, Коровинский, и как тот девок зажимал чуть ли не с четвертого класса. В детском саду был влюблен в Машку, да так основательно, что обещал жениться. В первом классе стащил у матери зеркало и заглядывал под юбки девочкам. В девятом вовсю гулял с Тамаркой, а в десятом – с Наташкой. Бедная мать Коляна Коровинского уже не запоминала имен девушек, ссылаясь на слабую память. Замуж за Коляна никто из местных девок не хотел – себе дороже. Тот еще кобель.