Ее сестры засмеялись, а я смутилась. И замкнулась, готовая погрузиться в пузырь и отключиться от окружающего мира. Но почему-то добавила:
— Так что, ты не в достаточной степени
Мать тут же дала мне затрещину. Меня предупреждали. Я сжалась и обхватила руками затылок. Я надеялась, что она скоро устанет кричать, визжать и колотить меня и все закончится. Но… она не останавливалась. На меня один за другим обрушивались удары, в которые она вкладывала всю свою ярость. В какой-то момент они все же прекратились, одна из тетушек схватила мать, а другая потянула меня к двери. Мама кричала с кухни:
— УБЕРИТЕ ЕЁ, УБЕРИТЕ ЕЁ ОТСЮДА! ВИДЕТЬ ЕЁ НЕ ЖЕЛАЮ!
Потом мы поехали домой к одной из теток, и ее муж повернулся ко мне и сказал:
— Нельзя так сердить мать. Она могла потерять ребенка.
Целую неделю я провела вне дома, уверенная в том, что мама больше не хочет меня видеть, и все окружавшие, бросавшие на меня меланхолические взгляды, только убеждали меня в этой мысли. Затем объявился Аллен; он был непривычно благодушен, почти с заговорщическим видом. Он сказал, что прекрасно знает: моя мама временами бывает «не подарок», и от его признания мне стало как-то легче на душе, возникло ощущение безопасности, как будто я могла доверять ему.
Он спросил, что за проблемы у нас с матерью. Я искренне ответила:
— Я думаю, что я ей не нравлюсь.
Он покачнулся назад с удивленным видом и просто произнес:
— Ого.
Ранним утром следующего дня он отвез меня к матери, но не остался с нами. Мне стало легче. Да, пусть он и проявил доброту ко мне в доме тети, но я все равно немного напрягалась в его присутствии, тем более что оно чаще обещало страдание, нежели покой. Мама поздоровалась со мной через дверь, а затем сказала, чтобы я села в ванной на стул, который она принесла с кухни, чтобы сделать мне прическу. Я сидела, сонная, на стуле, ощущая убаюкивающее прикосновение маминых ладоней к голове. Закрыв глаза, я перестала сопротивляться и позволяла вращать свою голову в любом направлении, пока она заплетала одну косичку за другой.
— Надеюсь, ты знаешь, что вчера в церкви я плакала, — сказала она. — Аллен передал мне твои слова. О том, будто я совсем не люблю тебя. Ты и вправду так считаешь?
Открыв глаза, я увидела свое отражение в зеркале.
Я не это говорила Аллену, но не удивилась, что он исказил мой ответ. Он пользовался любой возможностью унизить ее в ее собственных глазах, и мне было очень неприятно от того, что он воспользовался для этого мною. Потупив взор, я ответила:
— Я так не говорила. Я сказала, что думаю, будто я тебе не нравлюсь.
Мама лишь фыркнула и спросила, явно не ожидая ответа:
— А какая разница?
После рождения Джориана мама вернулась домой из больницы в пунцово-красном платье для беременных, испещренном розовыми и оранжевыми цветами; бабушка держала одну ее руку, а тетя — другую. Лицо ее было напряжено от боли, страха и изнеможения. Она выглядела так, будто ее все раздражали, а я не хотела добавлять себя в этот список, поэтому просто проскользнула обратно в гостиную и села на пол. Я не стала задерживаться, чтобы посмотреть на новорожденного, которого все еще отстегивали от сиденья в машине. Прежде чем увидеть, я услышала его. Звук раздавался все громче по мере приближения ко мне — сначала свистящий, затем сменившийся своего рода ревом. Мне стало любопытно взглянуть на лицо кричавшего, моего брата, эту маленькую привязку к мужчине, которого я считала кошмаром своей жизни.
Младенец был красным, но только от плача. Успокоившись, он приобрел менее яркий коричневый оттенок. Кто-то положил его на диван, чтобы поменять подгузник. Я наблюдала за тем, как его одной рукой поднимают за обе ноги, вытирают и припудривают ему попку, а затем осторожно кладут в мягкое облачко подгузника. Я была очарована. Он обхватил своими малюсенькими, тонкими пальчиками мой самый маленький палец. Я влюбилась.
Джориан родился с зубами. Не с полным набором, но по крайней мере с двумя явно выраженными обрубками. Тети часто шутили, что маме не следует давать грудь такому взрослому мужику. Маме на момент рождения Джориана было тридцать три, а Аллен был еще старше. Бабушка засунула младенцу в рот пальцы, ощупывая десны в поисках этих удивительных зубов. Наткнувшись на них, она фыркнула.
— Вот что бывает, когда два слишком взрослых человека забывают о своем возрасте. Рождается еще один слишком взрослый.
Она покачала головой, раскачивая в руках младенца. Он в ответ посмотрел на нее и сжал десны до крови. Да, он был прекрасным, и я не могла наглядеться на него.
Вместо барьера для младенцев, который мы не могли себе позволить, мама переделала кофейный столик, которым отделила гостиную от кухни. Младенец оказался весьма подвижным. Пусть он еще не умел ходить, но всем было понятно, что за этим дело не станет.