Плохая война

– Хочу видеть вас, долой тряпки.

– Как пожелаете, мой господин, – отвечала Бригитт, скидывая на пол с себя последнюю одежду.

Хоть никогда такого он за ней не замечал, но тут она, кажется, стала смущаться. А он, придирчиво и с наигранной строгостью разглядывая ее, сказал:

– Так оно и есть, а я думал, что мне все кажется.

– Что же со мной не так? – чуть испуганно спросила красавица.

– Так волосы у вас на животе не так красны, как на голове.

– И что же, мне их покрасить, что ли? – чуть обиженно произнесла она, пытаясь залезть к нему в постель.

– Куда, куда вы, я еще не налюбовался вами. – Кавалер не пустил ее под перины. – А ну-ка, спляшите мне, я видел, как вы плясали во дворце у графа, вы были грациозны.

– Так музыки же нет, господин мой, – слегка стесняясь, говорила она.

– Ладно, так хоть повернитесь ко мне спиной. Хочу видеть вас, какова вы сзади.

Эту просьбу она выполнила беспрекословно, встала и сама подобрала свои волосы, чтобы не мешали кавалеру любоваться ею, собрала их на затылке в один огромный красный ком.

Была удивительно стройна, даже и Брунхильде не уступала в стройности, уступала той в телесной роскоши, но зато брала изящностью своих линий.

– Идите же ко мне, госпожа моя.

– Что? Наконец возжелали взять меня? – с кокетством и вызовом поинтересовалась красавица, залезая к нему в кровать.

– Желаю вас, как никого не желал.

Она чуть не пискнула от счастья, услышав такие слова, все кокетство ее и весь вызов сразу улетучились.

– Скажите, что мне делать, господин мой.

– Становитесь на колени, хочу видеть ваш зад.

Она тут же исполнила его просьбу. А когда все было кончено и Бригитт носиком касалась его плеча, руками держала руку его, а ногу положила на ногу его, – чтобы в счастье своем найти еще словесное удовлетворение, она спросила у него:

– Довольны ли вы мной сегодня, господин мой?

И в ответ услыхала то, от чего ей вдруг захотелось плакать. Кавалер ей сказал коротко:

– Жалею, что не жена вы мне.

И чтобы не выдать слезы в голосе, Бригитт больше в ту ночь вопросов ему не задавала.

Глава 16

Сыч уже утром был в зале, ждал его с письмом от графини. Сразу, не повелев нести завтрак, он схватил письмо. Нет, он не тешил себя надеждами, что Брунхильда раскроет ему тайны и расскажет, отчего молодой граф затеял дело против него. Кавалер прекрасно понимал, что графиня будет последней, кто узнает о тайнах молодого графа, но, как он и ожидал, кое-что в письме ее стало для него интересным.

Кроме все тех же жалоб на обиды и притеснения в письме она писала про мужа – и писала, что тот стал хвор, что нужду ему стало справлять тяжко, что легкая нужда вызывает у него боль и кровь, что ночью он на спине спать не может, что худеет (это Волков и сам видел), и что в пояснице у него часты прострелы такие, что он от них плачет, и что глаза графа совсем стали плохи. В общем, со слов доктора, графу до Божьего суда оставался год, не более.

Волков отложил письмо. Ему не стало ясно, почему граф затеял дело, но стало ясно, что в замке графа, да и во всем графстве всеми делами заправляет уже молодой граф Теодор Иоганн. И с этим в дальнейшем придется мириться. И еще кое-что писала графиня, то, что поначалу не показалось кавалеру важным. Она писала, что уже два месяца в замке все только и говорят о раздоре с домом Фейлингов из Малена. Сути она не ведала, но писала, что раздор тот крепок и все в замке говорят, что если суд курфюрста не даст нужного решения, то, может, дело станет и кровопролитным.

«Фейлинги, Фейлинги, а ведь при мне состоят двое из этой фамилии».

– Максимилиан, – позвал он.

– Да, кавалер, – отозвался юноша.

– После завтрака просите господ Курта и Эрнста Фейлингов ко мне.

– Как пожелаете, кавалер, – ответил молодой человек и вышел.

Волков взглянул на Сыча.

– С Брунхильдой ты не виделся?

– Нет, экселенц, в замок мне соваться опасно, я же бывал там с вами, узнает еще кто.

Волков понимающе кивал. А Фриц Ламме продолжал:

– Я познакомился в трактире с конюхом из графской конюшни, он вхож в замок и в покои господ. Мужичонка жаден, будет нам помогать за мелкое серебро. А еще я поговорил с пажом нашей Брунхильды. Он приносил ответ.

– Ну и?..

– Кажется, сопляк ей верен. Волнуется за нее.

Волков опять кивнул.

– И сдается мне, что он ее имеет, – продолжал Сыч.

Кавалер удивленно уставился на него.

– А что, муж у нее совсем никуда не годен, а она молода, еще и хороша собой. Кто же не соблазнится?

– Она же беременная, – сомневался Волков.

– И что? Мой папаша брал мою мамашу до дня родов, и ничего, все мои братья и сестры были один к одному, как огурцы. А ежели вам не нравится брюхо беременной бабы, так поставьте ее на колени, зад-то ее от беременности не поменяется.

Волкову все это слушать не хотелось, он махнул на Сыча рукой: ступай. Сыч пошел к двери, а кавалер его окликнул:

– Фриц.

– Да, экселенц.

– Спасибо тебе.

– Я потратил талер, экселенц, – только и ответил пройдоха.

Волков знал, что он врет, но спорить не стал.

* * *